Находясь в Эмптхилле, Генрих заболел трехдневной лихорадкой – вероятно, малярией, – и его ноги пострадали от инфекции. Врачи выражали сильное беспокойство, но король неожиданно выздоровел. Затем он поехал в Данстейбл, где вновь собрался Совет, оттуда – в Мор и 22 октября вернулся в Виндзор. Перед прибытием короля всем, кто контактировал с носителями чумы, пришлось покинуть город. Им пообещали компенсацию от Тайного совета, выплаты долго задерживали.
Во время поездки по стране король приказал поставить к позорному столбу нескольких торговцев, завышавших цены. По возвращении Генриха разгневал слух о том, что его племянница Маргарет Дуглас снова вступила в тайную связь, на этот раз с братом королевы Чарльзом Говардом. Выяснив, что это правда, Генрих отправил Маргарет в недавно упраздненное аббатство Сион в Айлворте за «излишнюю ветреность» и предупредил ее, что она останется там, пока не научится «в совершенстве вести себя так, чтобы не расстраивать его королевское высочество»44
. Маргарет провела в Сионе год, после чего уступила место гораздо более важной узнице.56
«Королева еще не в постели?»
После поездки по стране король выглядел другим человеком. В декабре, будучи в Уокинге, он вставал между пятью и шестью часами утра, являлся на мессу в семь часов, рано выезжал на охоту, а к десяти возвращался и обедал. После полудня он занимался делами. Марийяку Генрих говорил, что в деревне чувствует себя бодрее, чем в Лондоне, когда проводил там всю зиму, и ноге его стало намного лучше. По мнению посла, король принял «новый образ жизни», чтобы сбросить вес1.
Все возраставшая тяга к уединению, которая обострялась по мере ухудшения здоровья короля, превратилась в настоящую одержимость и привела к значительным переменам в устройстве внутренних королевских покоев. Многие функции приемного зала и зала Совета перешли к Личным покоям. Приемный зал использовали теперь лишь в редких случаях, для важных государственных мероприятий, а личные покои часто наполнялись людьми и перестали быть тем местом, куда король мог удалиться со своими ближайшими друзьями. К 1540 году доступ в личные покои уже не был желанной наградой, как раньше: король расширял внутренние покои, желая удовлетворить свою тягу к уединению, и проводил там много времени, позволяя прислуживать себе только джентльменам и грумам Покоев2
. Те, кому дозволялось проникать за пределы личных покоев, могли считать себя действительно привилегированными людьми. К концу правления Генриха начало формироваться новое подразделение двора – Опочивальня, вокруг которой все больше сосредоточивалась частная жизнь короля.Тайные покои Генриха получили свое наименование не зря: доступ туда был настолько ограничен, что мы почти ничего не знаем об их устройстве. На сохранившихся планах переделок, произведенных в Хэмптон-корте, Уайтхолле и Гринвиче, видны маленькие комнаты за спальней короля; в некоторые можно было попасть из его личной галереи. Ясно, что в домах меньшего размера, скорее всего, имелась лишь одна такая комната. Сведения о тайных комнатах королевы и принца Эдуарда очень скудны, но, судя по всему, их покои были расширены вместе с королевскими.
В Хэмптон-корте новые тайные покои выходили на галерею первого этажа, располагаясь на восточной стороне Зеленого двора с крытой аркадой; приемный зал и личные покои короля оставались на втором этаже, с южной стороны, а апартаменты королевы на северной стороне были расширены. В конце концов первый этаж соединительного восточного корпуса превратился в личные апартаменты со спальнями и приемными комнатами августейших супругов. В Уайтхолле новые тайные покои находились рядом с личной галереей, которая с тех пор стала недоступной для придворных3
.Король мог проводить в своих тайных покоях дни напролет; если Генрих болел, никто не подозревал неладного и не сомневался, что он продолжает быть в курсе всех дел. К тому же теперь король был менее доступен для просителей и настаивал, чтобы они не докучали ему, излагая все в письменном виде и направляя эти послания Тайному совету4
.