Взгляд Милютина на политическую ситуацию в Болгарии и революционную перспективу
Чтобы помочь ЦК БКП преодолеть «конституционные иллюзии», Милютин забрасывает в Софию сотрудника Венского центра Александра Абрамовича-Четуева (Альбрехта) и ставит передним задачу «направить болгарскую партию по пути к захвату власти». Пребывание Альбрехта в Болгарии, длившееся три недели, совпадает с периодом переоценки руководством БКП своей июньской позиции и переориентации на подготовку вооружённого восстания. Как это происходило, какие рычаги и аргументы были пущены в ход Альбрехтом – о том история пока умалчивает.
Долгое время считалось непреложным фактом, что решающая перемена позиции ЦК произошла на заседании, состоявшемся по настоянию Коларова 5–7 августа. В резолюции, известной по многим публикациям, говорится: «Переворот 9 июня вызвал кризис по вопросу о власти, исход которого не может быть никаким иным, помимо вооружённого восстания масс во имя рабоче-крестьянского правительства». Перед партией ставится задача «всесторонней подготовки массового вооружённого восстания» и создания «единого фронта трудящихся масс города и деревни против грубого наступления капитала». Однако достоверность данной резолюции сомнительна, поскольку сам документ не сохранился. Скорее всего, она воссоздана спустя значительное время по устным воспоминаниям участников заседания. «Есть документы, которые будут опубликованы только после победы мировой революции, до тех пор их нельзя печатать», – писал впоследствии Коларов об этом заседании. Не остался ли в тех документах след присутствия на заседании товарища Альбрехта?68
Шестого августа был образован Военно-технический комитет при ЦК во главе с Костой Янковым, а 17 августа Кабакчиев направил в Москву пространный доклад с изложением событий июня – августа, из которого видно, кто был подлинным вдохновителем грядущего восстания. «Если Коминтерн не одобряет тактику партии 9 июня, – говорится в докладе, – Центральный комитет заявляет, что примет и исполнит решение Коминтерна».
Итак, миссия Альбрехта завершилась успешно, порядок в коминтерновском хозяйстве был восстановлен. Но к тому времени болгарские события уже перестали остро волновать Исполком Коминтерна. Радек, резко осудивший ЦК БКП за нейтралистскую позицию 9 июня, утратил интерес к болгарским делам и разрабатывал план осеннего коммунистического восстания в Германии.
Документальных свидетельств об эволюции оценок и взглядов Георгия Димитрова в этот период нет. В воспоминаниях современников он предстаёт этаким послушным учеником, который если не с первого, то со второго раза внял указаниям учителя и кинулся их исполнять, – если представить Исполком Коминтерна неким коллективным учителем. Партийную дисциплину Димитров действительно соблюдал всегда, однако сомнения и внутренняя борьба в тот период, конечно, имели место.
Резкое изменение политической или жизненной ситуации всегда вызывало у Димитрова прилив энергии и желание действия. Так произошло и теперь. Он отправил Любу в Самоков к сестре Магдалине, а сам укрылся в маленьком домике по улице Неофита Рилского. Оттуда 18 августа послал Кабакчиеву записку со следующим предложением: «Сейчас, когда начинается большое брожение в крестьянской массе, особенно среди членов БЗНС, когда, с другой стороны, мы направили широким официальное предложение о едином фронте и направим такое же Земледельческому союзу, <…> считаю абсолютно необходимым выступить с конкретной платформой единого фронта, которая одновременно будет и платформой борьбы за рабоче-крестьянское правительство»69
.Уже через четыре дня «Работнически вестник» опубликовал первую статью Димитрова под заголовком «Единый фронт и наступление капитала». В последующих десяти острых статьях идея единого фронта обретает черты практической политики и значительно выходит за пределы той узкой трактовки, что существовала в коммунистическом движении70
. В сущности, после III конгресса Коминтерна тактика единого фронта понималась как объединение всех сил пролетариата на коммунистической платформе. Димитров же подразумевает под единым фронтом сплочение в общей борьбе против режима Цанкова не только рабочих и крестьянских масс, но и ремесленников, мелких торговцев, чиновников, лиц свободных профессий и офицеров.