Георгий Седов

«Сражалась она великолепно, — записано в дневнике Седова. — Из десяти собак пять оказались израненными. Нашли и медвежат. Они далеко не убежали и наблюдали, спрятавшись за торосами, как мать борется с врагами. Убили и их.

Жалко было, но что же делать, мы были голодны и боролись за свое существование! Медвежье мясо частью съели, часть забрали с собой».

На мысе Утешения Седов пробыл несколько дней, ожидая ясной погоды для астрономических наблюдений.

На месте астрономического пункта путешественники поставили знак.

Во время перехода от мыса Утешения до горы Астрономической погода стояла хорошая и теплая. Для съемки создались великолепные условия. Седов любовался хребтом, названным им хребтом Ломоносова. Вершины его выступали среди ледников и блистали на солнце, выделяясь розовыми зубцами на темном небе. Путь к северу от горы Астрономической был гораздо труднее. И погода, и дорога испортились. На всем пути справа виднелся огромный ледник. Съемка однообразных ледяных берегов трудна, особенно же много трудностей представляет передвижение по морскому льду вдоль ледника. Со стороны моря — страшные нагромождения торосов или открытая вода, обойти которую возможно, только поднявшись на ледник. Наиболее же неприятная из дорог — там, где ледяные стены опоясываются полосой недавно образовавшегося льда, иногда столь тонкого, что от движения саней расходятся круги, как по воде. Поверхность молодого льда всегда покрыта слоем выкристаллизовавшихся морских солей. Сани и лыжи по такому льду скользят не лучше, чем по песку.

До намеченного пункта оставалось совсем немного. Мыс Желания находился уже в виду. Скалистые пятнышки на северо-запад от него — конечно, Оранские острова. Прежде чем вступить в гряду прибрежных торосов, Георгий Яковлевич подошел к голубому, довольно большому айсбергу. Хотел с его вершины рассмотреть, где лучший путь. Подошел вплотную, высматривая, где бы удобнее подняться. Вдруг в зеркальной стене увидел отражение человеческой фигуры. Всмотрелся. Какой-то грязный мужик в засаленном полушубке повторял движения. Георгий Яковлевич подвинулся ближе. В айсберге отражалось черное, похудевшее, с обтянутыми скулами и челюстями лицо, заросшее бородой. Не узнавал себя. Что-то мучительно знакомое было в этом отраженном облике. Что же? Вспомнил! Такие же обтянутые кожей скулы и зубы видел в детстве, когда пришли с плавучего льда скитальцы-рыбаки из ватаги погибшего атамана…

К мысу Желания Седов добрался 20 апреля. Он был первым, достигшим этого пункта пешим путем. На морских судах русские доходили сюда в старину нередко. Об этом свидетельствовал обнаруженный Седовым на мысе Желания древний русский крест.

Определив на мысе Желания астрономический пункт, Георгий Яковлевич прошел еще верст тридцать по Карскому побережью до мыса Флиссингенского, после чего вернулся на мыс Желания.

На мысе Желания случилось происшествие, которое могло стоить жизни Инютину. Лагерь навестил очень предприимчивый белый медведь.

Седов в то время работал верстах в пятнадцати от лагеря. Загнав безоружного Инютина на скалы, медведь направился к палатке, бесцеремонно разорвал ее и принялся хозяйничать. Раскидал имущество и инструменты и, добравшись до продуктов, начал их уничтожать. Инютин, видя, что дело может кончиться плохо, набрался мужества, слез со скалы и под прикрытием палатки, в которой сопел и ворочался медведь, подкрался к нарте, осторожно вытянул заряженную винтовку и выпалил в медведя в упор. Раненый зверь бросился бежать, собаки его преследовали, но он скрылся в торосах.

О пути с мыса Желания к бухте «Фоки» Седов записал в дневнике:

«На обратном пути жизнь наша была трудна, больше того — мучительна, ужасна.

Я опишу одно происшествие.

Сильным ветром оторвало от берега лед и унесло в море. Образовалась огромная полынья. Под влиянием мороза она покрылась тонким слоем льда в 1

¹/ ₂—2 вершка. Так как нам деваться было некуда — направо открытое море, налево неприступные обрывы ледника, — я решил идти вперед по этому тонкому льду. Приказал матросу с собаками идти точно по моим следам.

Медленно и осторожно я пошел, следя, как расходится по кругам тонкий лед.

Уже перешел самое опасное место, вдруг слышу крик. Вижу — матрос провалился около нарты и барахтается, ломая лед. Я пополз к нарте по льду, чтоб снять хронометры, документы с дневниками и ружье с патронами, но тоже провалился.

Дул резкий ветер. Подобравшись к собакам, мы вцепились в постромки, я крикнул «п-р-р-р!»— и нарта вышла на лед. Мы имели вид сосулек. Бегом пустились в путь. Пока добрались до мыса Медвежьего, окоченели совершенно.

Два дня сушили одежду, провизию и снаряжение. Подмокли остатки сухарей, растаял сахар, погибли все фотопластинки, как снятые, так и неиспользованные.

Катастрофа случилась потому, что Инютин не пошел, как было приказано, по моему следу».

Ледник, около которого Седов едва не погиб, он назвал в честь своей жены ледником Веры.

Открытая вода принесла не одни неприятности. Стали встречаться медведи.