Герои Шипки

«Хотя в тот момент, когда мы пишем эти строки, еще не произнесено роковое слово, которым озаглавлена настоящая статья, но теперь уже нельзя сомневаться, что оно будет произнесено не сегодня-завтра, и, может быть, к тому дню, когда выйдет следующий номер «Недели», оно не только будет произнесено, но и раздастся первый выстрел. Теперь уже нет и не может быть другого исхода».

Газеты Берлина и Лондона сообщали, что переправа русской армии через Прут назначена на 10 апреля и что император Александр будет сам присутствовать при переправе…

Однако никаких официальных правительственных сообщений, кроме того, что государь в сопровождении наследника-цесаревича 8-го отбыл в Кишинев и будет смотреть войска по пути своего следования, не было.

Начались догадки и предположения. Все упорнее говорили о дне 17 апреля, дне рождения государя: не иначе как объявление манифеста о войне с Турцией будет приурочено к этому торжеству. Но события опередили ожидания.

12 апреля в час пополудни на Скаковое поле в Кишиневе, где были в полной походной выкладке выстроены войска и толпился народ, прибыл государь император. Когда кончился высочайший объезд войск, барабаны ударили «на молитву», и полки по команде обнажили головы.

Преосвященный Павел, выступив вперед в полном епископском облачении, вскрыл поданный ему пакет и зычным голосом начал читать:

«Божиею милостью мы, Александр Второй, император и самодержец всероссийский…»

Над притихшими жителями утопающего в весенней грязи Кишинева, над войсками гулкой колокольной медью плыли слова:

«…вынуждены… приступить к действиям более решительным…».

Война началась.

Опять полковник Пушкин жил один в большом опустевшем доме…

Спасибо сестре Маше, доброму ангелу-хранителю, как на крыльях прилетела по первому зову, чтобы собрать племянников и племянниц и снова увезти их в Лопасню. Знала: без нее Александр со своей оравой не управится, да еще в такую горячую пору — в разгаре мобилизация.

У полковника в эти дни голова шла кругом. Дневал и ночевал в штаб-квартире да в эскадронах. Перепоручать свои дела другим Александр Александрович не любил. Особливо сейчас не мог этого допустить, ибо шла полным ходом подготовка не к параду или смотру какому, а к боевому походу, который, как он с полным правом полагал, будет труднейшим. Уже одно то, что придется воевать под командованием фон Родена, не вселяло в него радужных надежд…

Своим офицерам полковник не уставал повторять:

— Promenade militaire[12], господа, не будет, поверьте мне. Предстоит война суровая и жестокая. Многое будет зависеть в походе от того, как мы сегодня к нему подготовимся. За всякую нашу с вами промашку гусарам кровью платить придется. Прошу помнить об этом, господа…

И, слава богу, шапкозакидательских настроений в полку не наблюдалось. Готовились к ратному делу серьезно и офицеры, и нижние чины. А в штабе дивизии меж тем рассказывали веселые анекдотцы про турок и оптимистически заявляли:

— Генеральный штаб планирует завершить кампанию одним ударом. Не позднее сентября будем дома!..

Дел у полковника Пушкина было в эти дни хоть отбавляй: конская повинность, комплектование, формирование, починка, заготовка… Даже с Машей и с детьми толком не простился. Заскочил домой перед их отъездом, наскоро перецеловал дочек и сыновей, обнял сестру. Говорил много в сбивчиво, просил, увещевал, предостерегал… И, оставив в помощь вестовых, снова уехал в полк по делам, не терпевшим отлагательств.

Мобилизацию полк завершил четко и значительно раньше срока. Пушкин подал об этом рапорт и получил похвалу командования.

30 апреля, поднявшись, как обычно, на заре, Александр Александрович вдруг вспомнил, что спешить ему в это утро особой нужды нет и можно наконец спокойно подумать о личных своих делах и заботах. Он вышел в обряженный свежей пахучей зеленью сад. Долго стоял и, запрокинув голову, смотрел в небо: там, в прозрачной лимонной вышине, уже озаренные невидимым с земли солнцем, плыли, задыхаясь от радостных кликов, возвращавшиеся в родные места журавли.

Потом сел писать письмо брату Григорию в Псковскую губернию. Младшему Пушкину, как и Александру, была уготована военная карьера. Вначале он шел точно (лишь с разницею в два года) по стопам старшего брата: Пажеский корпус, звание корнета, служба в лейб-гвардии конном полку, которым командовал их отчим генерал П. П. Ланской… Потом звезда воинской службы Григория засияла даже ярче, чем у Александра. В 1860 году, двадцати пяти лет от роду, он уже ротмистр и- адъютант командира гвардейского корпуса. Через четыре года подполковник, офицер особых поручений при министре внутренних дел… Все это сулило, как говорили, блестящее будущее, верное восхождение к высоким государственным сферам.

Однако Григорий Пушкин в 1865 году неожиданно вышел в отставку, уехал в Михайловское, где и пребывал с той поры безвыездно. Жениться, несмотря на вполне зрелые годы, пока, видимо, не собирался. Так и жил бобылем.