Плескаясь в водах Большого Чамбайджена, он вдруг подумал: интересно, а знает ли отец о его службе у Ма’элКота? И если знает, то как ему такая ирония? Ведь даже пойди он по стопам родителя и то не сумел бы воплотить его идеалы лучше, чем служа Ма’элКоту. Ну разве не забавно? Самому Берну такое положение вещей казалось до того смешным, что он начинал хохотать, стоило ему только вспомнить об этом.
Он подплыл к берегу, выбрался на сушу и полез прямо по отвесной стене, с легкостью находя опору для ног и рук в промазанных известью швах между большими камнями. Наверху он застал обоих часовых там, где и оставил: тревожно переминаясь с ноги на ногу, они сторожили меч. Ухмыльнувшись, Берн перекинул ножны за спину, потом пожал плечами и отстегнул кошель, который висел на перевязи. Почему бы нет? Он швырнул часовым по золотому ройялу – те, упав на колени, судорожно зашарили по камням в поисках монет: еще бы – недельный заработок, а то и больше, – а сам, лениво отсалютовав им, прыгнул со стены на крышу казармы, потом на крышу конюшни, а оттуда на мостовую.
Там он фальшиво затянул себе под нос какой-то мотивчик и весело зарысил к дворцу Колхари. В голове у него уже складывался сценарий:
«Клянусь тебе, Ма’элКот, он сам на меня кинулся. Прямо как в „Чужих играх“ на днях. Я пошел к нему, чтобы помириться. Только помириться, и все. Бренди захватил, пару сигар… А он на меня набросился. Пришлось его убить, выбора не было – он или я, Ма’элКот, клянусь!»
Вот так. И дело будет сделано, и он, Берн, останется чистеньким.
Прямо как сейчас, когда он только что вышел из реки.
Чистый-то чистый, но все еще распаленный – трахнуть бы труп Кейна, да жаль, оправдание придумать нельзя. На бегу Берн потер рукой штаны спереди – черт, и правда стоит, да еще как стоит-то. Видно, придется с этим что-то сделать, а уж потом идти к Кейну. Иначе разве Ма’элКот ему поверит, если он явится перед ним с такой горой в штанах?
И тут милосердные боги послали ему еще подарок: пробегая мимо какой-то подворотни, он услышал знакомый шепелявый свист – так шлюхи зазывали клиентов. Он остановился – в переулке стояла эльфийская девчонка, прутиками рук придерживая шаль вокруг прозрачных плеч.
Берн приветливо улыбнулся:
– Что, вечерний звон пропустила?
Она согласно кивнула, глядя из-под длинных серебристых ресниц:
– Мне нельзя оставаться на улице. Дай мне кров на эту ночь, и я раскрою тебе… – тут она призывно качнула бедрами, – я раскрою тебе древние тайны…
– Раскроешь, – пробурчал он, – только сначала здесь.
Он шагнул за ней в подворотню, а когда через пару минут вышел, довольный, ее изломанное тело еще подрагивало в агонии – так конвульсивно дергается некоторое время оторванная от тела паучья нога.
Но что поделаешь, вечерний звон был? Был. Значит, все обязаны погасить огни и сидеть по домам, а он, как Граф Империи, стоит на страже ее законов.
И он отправился к себе, чтобы переодеться в сухое, а заодно послать слугу за бренди и сигарами – он возьмет их с собой к Кейну как залог мира, а когда тот откроет дверь, ворвется в его покои и убьет.
Напевая себе под нос, Берн бодро шагал по коридору к покоям, где жил теперь Кейн. Его рука уже легла на ручку двери, когда с ним вдруг заговорил Ма’элКот.
БЕРН. ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?
Берн моргнул. Речь Ма’элКота, вернее, его рев, который в любую секунду мог наполнить мозг любого из его Детей, прошедших обряд Перерождения, грянул в голове Берна, как Божий глас, едва не разорвав ему череп. Берн чуть не выронил бренди.
– Ничего, – ответил он пустоте. – Пришел навестить Кейна. Помириться хочу…
ПОЧЕМУ ЛАМОРАК ОКАЗАЛСЯ В ТЕАТРЕ ИСТИНЫ?
Тыльной стороной ладони Берн сильно надавил себе на глаза, как будто всерьез боялся, что они выскочат.
– Я… э-э-э… просто хотел избавиться от него, ведь он нам больше не нужен. Да и никому другому тоже. А зачем кормить бесполезный рот, деньги зря тратить?
ДЕНЬГИ НЕ ТВОИ, НЕ ТЕБЕ И РЕШАТЬ, БЕРЕЧЬ ИХ ИЛИ ТРАТИТЬ. А ОТ ЛАМОРАКА ЕЩЕ ЕСТЬ ПРОК. ПОКА МЫ С ТОБОЙ БЕСЕДУЕМ, КЕЙН ПРОБРАЛСЯ В ДОНЖОН, ГДЕ ЯКОБЫ СПАСАЕТ ЕГО И ЖЕНЩИНУ, ЧТОБЫ ВТЕРЕТЬСЯ В ДОВЕРИЕ К НИМ И К ШУТУ САЙМОНУ.
– Втереться в доверие?.. – повторил Берн, глядя на запертую дверь и соображая так же стремительно, как обычно работал мечом. – Ма’элКот, я еще могу отменить приказ – верхом я доберусь туда за пять минут.
НЕТ. ПУСТЬ УМИРАЕТ. ОТМЕНИТЬ ПРИКАЗ – ЗНАЧИТ НАЧАТЬ ПРОТИВОРЕЧИТЬ СЕБЕ, А ЭТО НЕИЗБЕЖНО ВЫЗОВЕТ ПОДОЗРЕНИЯ У СТРАЖИ, ДА И У САМОГО ЛАМОРАКА. ЛЮДИ ШУТА САЙМОНА ПОВСЮДУ, НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ДАЖЕ ЗАПОДОЗРИТЬ, В ЧЕМ НАШ ПЛАН. ЖЕНЩИНЫ ХВАТИТ… НО, БЕРН, ЗНАЙ, ЧТО Я ОЧЕНЬ НЕДОВОЛЕН ТОБОЙ.
– Ма’элКот, прости меня, прошу… – забормотал Берн, но Присутствие уже оставило его разум.
Глубоко вздохнув, Берн положил сигары и поставил бренди на пол у двери Кейна. Потом круто развернулся и бросился бежать. По коридорам он несся как ветер, перескакивая через ступеньки и едва вписываясь в повороты, и вскоре уже был у конюшни, где держали своих скакунов Рыцари дворцового караула.