Герои умирают

Примерно в это же время я начинаю ощущать, что он лупит меня в голову локтем. Конечно, удары у него слабые, ведь ему неудобно бить лежа, но это лишь отвлекающий маневр – его вторая рука подбирается к моим глазам, чтобы выдавить их.

Когда он замахивается для очередного удара, я увертываюсь, хватаю его за плечо и переворачиваю на спину, затем кидаюсь на него грудью, чтобы своим весом придавить к ступеням его меч. Волосы на его затылке намокают от крови, которая течет из раны над линией роста волос, – это я разбил ему голову о ступеньку. Я снова фиксирую его ноги своими и перекатываю нас обоих на спину, и вовремя – подоспевшие огры уже занесли палицы над моей спиной, но опустили их с куда меньшей решительностью.

Моя левая рука скользит по лицу, по глазам Берна, вцепляется в волосы, чтобы задрать ему голову, а правая вытаскивает длинный боевой нож из чехла на ребрах. Я приставляю нож острием к яремной вене: доля секунды – и нож войдет ему в шею, разрезая сонную артерию, обе яремные вены, наружную и внутреннюю, дыхательное горло. Шансов выжить нет, и он это знает.

Я шепчу ему в ухо:

– Вели им отойти.

– Отойдите, – каркает он, отхаркивая кровавый сгусток из горла, и его голос становится уверенным и громким. – Кейн – мой старый друг. Это не драка – просто мы так здороваемся.

Я шепчу ему:

– Неплохо хохмишь для умирающего. – Грудью я чувствую, как вздергивается и опускается его плечо в привычном для него небрежном жесте. – А ну-ка, держи руки так, чтобы я их видел.

Он спокойно вытягивает перед собой руки и шевелит пальцами:

– Красивые, правда?

– Что случилось с Паллас Рил?

– Со шлюхой твоей? А я откуда знаю? Я занимаюсь этой задницей Шутом Саймоном.

– Берн, Берн, Берн, – шепчу я ему на ухо, словно любовница, разыгрывающая неудовольствие. – Не надо мне лгать: считай, что это твоя предсмертная исповедь.

Он усмехается:

– Тогда и правду говорить тоже незачем. Но я тебе не лгу. Ты того не стоишь.

Я верю ему, хотя помню рассказы Паллас об их противостоянии. Похоже, что ее Заклинание сработало, как подводное землетрясение: от него тоже пошли во все стороны какие-то волны, которые постепенно настигают всех, кто имеет хотя бы какую-то информацию о Паллас и ее передвижениях, дробя их воспоминания о ней и путая мысли. Как долго это будет продолжаться, трудно сказать. Но Берн и его Коты имели контакт с ней уже после того, как заклятие начало действовать, – они ведь окружили ее. Значит, если Берн до сих пор ничего не помнит, ее магия действует. А если она до сих пор действует…

Паллас жива. Конечно, не исключено, что она стала пленницей Донжона, и все же она жива, а это главное.

При этой мысли мне вдруг становится так тепло на душе, что эта теплота как будто выходит из меня наружу, пропитывает весь мир, и я почти решаюсь оставить Берна в живых.

– Последний вопрос: кому я так понадобился во дворце, что за мою голову назначили награду? И кто намекнул Очам, что я буду в городе?

Он ерничает:

– Это уже два вопроса, а не один.

Мне не так уж необходимо знать ответы на эти вопросы, чтобы я продолжал тратить время на это дерьмо, и я втыкаю нож ему в шею.

Острие ножа скользит по ней так, словно его кожа вдруг приобрела свойства закаленной стали.

Я как дурак снова тычу ножом в то же место, а когда все повторяется снова, целую секунду смотрю на нож, который меня предал.

Тут я начинаю понимать, почему он ничуть не испугался.

И страшно становится мне.

А Берн мягким, словно шелк, голосом радостно сообщает:

– Ну а теперь мой последний фокус…

Он запрокидывает руку за голову и вцепляется мне в плечо такой мощной хваткой, что я даже не чувствую боли, – просто рука онемела целиком, вот и все. Потом он отрывает меня от себя – никакой магии, простая физическая сила, но очень впечатляет, – встает на ноги, а я болтаюсь в воздухе перед ним.

– Я всегда был лучше тебя. А теперь я – фаворит Ма’элКота. Он сделал меня быстрым, очень сильным и неуязвимым. Специально для меня Ма’элКот создал заклятие, оно так и называется: Защита Берна. Как оно тебе? Нравится?

Я наношу ему удар в лицо – косточка большого пальца моей ноги врезается прямо в его сломанный нос, но он только смеется. Потом свободной рукой он перехватывает меня за пах и поднимает вверх, так что я молочу воздух руками и ногами.

Он швыряет меня в толпу, вернее, за толпу, через головы сгрудившихся вокруг ямы.

Я вылетаю из ямы для игры, как стрела, пущенная из лука: сначала все вверх, потом по дуге вниз, – наверное, Берн теперь сильнее огров, которые молча наблюдают за моим полетом снизу. Я кувыркаюсь в воздухе, а народ внизу раздвигается, уступая мне место.

Мое тело, приученное ко всяким передрягам, благополучно приземлится само: мои мысли заняты только тем, как я теперь справлюсь с Берном.

Когда я все-таки врезаюсь в кучку игроков и мы все вместе валимся на пол – на удивление мягко, надо сказать, – я уже нахожу пару решений.

Первое: одной только силой он с моими ножами не справится, и второе…

Будь он и впрямь так уж неуязвим, как хочет показать, фига с два я сломал бы ему нос.