Значит, победить его можно; просто надо подобрать тактику, которая будет соответствовать сложившейся ситуации. У меня уже есть гипотеза касательно магической природы его силы, и, как любой хороший ученый, я собираюсь проверить гипотезу на практике, то есть устроить эксперимент.
Игроки, на которых я свалился, расползаются от меня, путаясь в руках и ногах друг друга, а заодно и в моих, вот почему я еще не успеваю встать на ноги, когда толпа передо мной расступается и через перила, окружающие яму, перескакивает Берн. Вытирая тыльной стороной ладони окровавленную губу, он делает шаг ко мне.
– Счастливчик ты, Кейн, – начинает он. – Я как раз дал слово…
Лучший момент для нападения – пока противник говорит: подбирая слова, он отвлекается от насущного. Не вставая с колен, я выдергиваю из ножен на бедрах два метательных ножа и синхронным броском посылаю их оба вперед, так что они летят, кувыркаясь в воздухе.
Мощным такой бросок, конечно, не назовешь, но мощь мне сейчас и не нужна. Моя левая рука еще не восстановила чувствительность, и посланный ею нож чуть-чуть не долетает до лица Берна, а тот отмахивается от него ладонью, как от мухи. Я замечаю, что следа на его ладони не осталось, значит он инстинктивно сместил свою защиту на нее. Этого-то я и добивался: второй нож, на который я возлагал особенно кровожадные надежды, ударяется ему в бедро чуть выше колена, распарывает чулок цвета марганцовки и разрезает кожу под ним.
Порез крошечный – скорее царапина с алыми бусинками крови, – но он все же опускает голову, чтобы взглянуть на нее, а когда наши взгляды снова встречаются, я вижу в его глазах неуверенность: едва заметная, она на миг выглядывает из его глаз и тут же прячется, но мне этого достаточно.
У меня в голове поднимается ветер, словно Бог втягивает в себя воздух, готовясь дунуть как следует, и на миг вселенная суживается до размеров трехметрового пятачка пола, который разделяет меня и Берна.
Я встаю.
И достаю мой последний метательный нож.
– Тот, кто живет мечом, от ножа погибнет, – говорю я Берну. – Можешь считать это пророчеством.
И тут я замечаю в его взгляде кое-что еще: бешенство. Как он стал предсказуем.
Глядя на него, я как будто гляжусь в зеркало.
– К черту Ма’элКота! – выкрикивает он ни с того ни с сего и бросается на меня, а я прыгаю ему навстречу.
Он так стремительно выхватывает меч из-за спины, что я едва успеваю заметить его движение. Берн не миндальничает: первым же ударом он пытается снести мне голову с плеч. Но его меч встречается с моим ножом, который я держу двумя руками – за острие и за рукоять, – и его клинок проскальзывает над моей головой. Нож в моих руках вибрирует так, что я чувствую его вибрацию в костях рук и даже в зубах.
Я перехватываю нож правой рукой, чтобы нанести удар в глаз Берну, и промахиваюсь на пару дюймов. Свое движение я завершаю кувырком в сторону, но Берн бросается за мной и с силой обрушивает свой воющий меч на ковровую дорожку возле моей головы. Лезвие прорезает ковер и входит в доски под ним с такой легкостью, словно режет молодой сыр. Стопой я подсекаю Берна под лодыжки, как крюком; Берн сам пригибает колени, чтобы не порвать связки, и оказывается на полу рядом со мной.
Я вскакиваю на ноги и тут же понимаю, почему я не попал в глаз Берну: мой нож просто не достал до него, ведь у него срезана вся передняя часть, кромка пореза блестит, как только что выкованная.
Меч в его руках – так его перетак – это же Косаль…
Потрясенный, я застываю всего на долю секунды, но ему хватает этого, чтобы подняться. Скользящий круазе приближает меня к нему, и я уже заношу ногу для следующего удара, примериваясь сбить его с ног…
Огромная лапа с тупыми когтями хватает меня за руку, рывком утягивает назад и вздергивает в воздух.
Отшвырнув бесполезный огрызок ножа, я молочу руками и ногами по воздуху – надо же, я так увлекся Берном, что и думать забыл об ограх, а между тем у моего противника та же проблема, только его держит не один, а два огра: первый вцепился обеими лапищами в его руку с мечом, а другой обхватил его за талию.
Что это я, сплю, что ли? Что я здесь вообще делаю? Трачу тут время с Берном, рискую жизнью, зачем?
Снова меня засосала хищная жажда крови. А ведь это из-за нее, из-за моей ненасытной жажды чужой смерти меня бросила Паллас. Мастер Сирр, настоятель Твердыни Гартана, еще двадцать лет назад говорил мне, что я думаю кулаками.
И ведь он, сука, прав.
К нам приближается Кирендаль – спокойная, уравновешенная, властная, она плывет через зал.
– Ну хватит, – говорит она, подойдя ближе. – Посидим тихонько и подождем констеблей.
Наши с Берном взгляды скрещиваются. Он уже не отбивается, а его сардоническая усмешка лишь на мгновение покидает его лицо, когда он посылает мне издевательский воздушный поцелуй и одними губами произносит: «В другой раз».