Герцогиня и "конюх"

   -- Не угодно ли? -- бесстрастно произнес он, протягивая ее своему гостю.

   Ягужинский даже побагровел.

   -- Вы извините меня, но вы -- диковинный человек, господин Остерман! -- воскликнул он.

   -- Это чем же?

   -- Я сообщаю вам о кончине императора, а вы меня нюхательным табаком угощаете!

   -- Одно другому, любезный господин Ягужинский, нисколько не мешает, -- ответил Остерман. -- И потом -- а это главное -- табак чудесно действует на голову, освежая мозги. Прошу вас, возьмите добрую понюшку. Ну-с, а теперь приступим. Что вы имеете мне сказать?

   -- Сейчас необходимо решить вопрос: кто заступит Петра Второго, -- сильно волнуясь, начал Ягужинский. -- Во дворце я случайно попал в ту гостиную, где шло тайное совещание князя Дмитрия Голицына с некоторыми членами совета.

   -- А-пчхи! -- чихнул Остерман.

   -- Будьте здоровы! -- насмешливо сказал Ягужинский.

   -- Благодарю вас!

   -- И я услышал, -- продолжал Ягужинский, -- что они прочат в императрицы Анну Иоанновну.

   -- А? Да неужели? -- тоном искреннего изумления спросил Остерман.

   -- Да, да, но с одним непременным условием: ограничить до последней степени царскую власть. Они, конечно, нарочно остановили свой выбор на этой безвольной божьей коровке, которая с радостью из-за призрачной короны императрицы согласится на все их условия. Ваше мнение?

   -- А-пчхи! А-пчхи! -- дважды чихнул Остерман.

   -- Экий, простите меня, чертовский насморк разобрал вас, ваше превосходительство! -- побагровел от досады Ягужинский.

   -- А вы еще не верите, что я болен! -- улыбнулся Остерман, забивая на всякий случай новую понюшку табака в нос. -- Итак, Анну Иоанновну хотят просить царствовать?

   -- Да! -- рявкнул Ягужинский..-- Я лично ничего не имею против этого, но только при одном условии: ее власть ни на одну йоту не должна быть ограничена. Помилуйте! Разве нам не понятно, для чего Голицын, другие и их присные домогаются этого? Ведь только для того, чтобы захватить тогда всю власть в свои руки. Виноват, вы ответите или... чихнете опять на этот вопрос, ваше превосходительство?

   И Ягужинский впился пытливым взором в лицо великого дипломата.

   Остерман вынул цветной шелковый платок и, высморкавшись, произнес:

   -- Слава Богу, теперь насморку легче, любезный господин Ягужинский. Да, я отвечу вам: они не желают, чтобы продолжалось так, как шло прежде. А поэтому необходимо выбрать Анну Иоанновну.

   -- С ограничением? -- вскочил как ужаленный Ягужинский.

   -- С самым суровым, добавьте. Пусть они свяжут ее по рукам и по ногам своими "конъюнктурами" и "кондициями". Пусть! И я вам советую не противиться этому.

   -- Как? -- вскочил с кресла Ягужинский. -- Это что же: из огня попасть в полымя?

   Остерман, пожав плечами, возразил:

   -- Вы ошибаетесь. Это значит раз навсегда отделаться от них.

   -- Как так?

   -- Очень просто. Ограниченное самодержавие -- еще непонятная для русских, для России штука. Когда это совершится, когда императрицу почти насильно свяжут ограничительной грамотой, -- вот тогда только наступит время вашего активного вмешательства в расстройство планов Дмитрия Голицына и его присных. Вы поняли меня?

   Ягужинский отрицательно покачал головой.

   -- Очень уж вы мудрено, господа дипломаты, объясняетесь! -- с досадой вырвалось у него.

   -- А между тем нет ничего более легкого, как понять эту премудрость. Вы лично ничего не имеете против избрания императрицей Анны Иоанновны?

   -- Ровно ничего.

   -- Так вот вы и не мешайте, чтобы ее выбрали...

   -- А дальше-то что будет? -- затопал ногами пылкий Ягужинский.

   -- Понюхайте, это успокаивает нервы, -- с тонкой усмешкой опять протянул Остерман табакерку. -- Вы спрашиваете, что тогда будет? Да то самое, чего вы добиваетесь: абсолютное самодержавие, которое сосредоточится в руках Анны Иоанновны. Я вижу опять облако изумления на вашем лице? Как же вы, Ягужинский, не понимаете? Ведь императрицу с ограниченной властью, вернее -- совсем безвластную, выберут... кто? -- одни верховники, в числе коих состою и я. Прекрасно! Но, скажите, разве вся Россия состоит только из членов Верховного тайного совета? А о народе, о духовенстве, о "шляхетстве" {По образцу Речи Посполитой так величалось в то время простое нетитулованное дворянство.} -- дворянстве -- и, главное, о войске вы забыли? Задавались ли вы вопросом: как они взглянут на действия верховников?..

   Теперь Ягужинский начал кое-что понимать. Он сел против Остермана и, не спуская взора с его лица, произнес:

   -- Так, так! Как будто я начинаю понимать вас!

   -- Давно бы пора! Итак, императрицу ограничили. Тогда вы и другие обращаетесь ко всем сословиям России и, повторяю, главное -- к войску: "Братцы, караул! Смотрите, православные, что поделали с нашей царицей эти жадные, корыстолюбивые бояре-князья! Они, дав ей корону, лишили ее власти, исконного самодержавия. Неужели вам любо, чтобы вами правили они, а не помазанница Божия -- государыня? Ведь они только о своем кармане будут думать, тогда как самодержавная императрица -- наша матушка, настоящая печальница о всей православной Руси". И когда вы скажете это всей России -- все "ограничения" падут сами собой.