Герцогиня и "конюх"

   Ягужинский вскочил и заорал громовым голосом:

   -- Ура! Теперь я понимаю ваш гениальный план, Остерман! Вы -- самый умный, самый великий человек!

   И, не будучи в силах сдержать свой восторг, Ягужинский сжал Остермана в своих медвежьих объятиях.

   -- Ох! -- простонал великий дипломат. -- Честное слово, мой друг, вы рискуете потерять во мне мудрого советника, так как задушите меня! Фу-у! Пустите. Экая у вас медвежья сила!!

   -- Я... я сейчас пошлю письмо Анне Иоанновне! -- продолжал неистовствовать Ягужинский. -- Как вы думаете: ведь надо предупредить ее?

   -- Это не мешает, -- серьезно ответил Остерман.

   -- Отлично! Позвольте мне здесь, на вашем столе, написать письмо будущей монархине.

   -- Пожалуйста.

   Ягужинский стал быстро, нервно писать: "Ваше Высочество! Император скончался. Есть полная надежда, что преемницей его станете Вы. Но всесильная партия Голицыных желает с тем выбрать Вас, чтобы власть Вашу царскую ограничить, а себе ее в руки забрать. Но не унывайте, Ваше Высочество, поелику многих имеете Вы преданных себе! Мы повернем дело иначе и возвратим Вам все, что от нас попытаются скрасть. Ваш покорный, нижайший слуга Ягужинский".

   -- Так будет хорошо? -- спросил он Остермана.

   -- Отлично. Но торопитесь скорее отправить гонца к ее высочеству, -- ответил Остерман.

   -- Почему надо торопиться?

   -- Потому что нет сомнения в том, что они поспешат отрезать Москву от Митавы, дабы держать Анну Иоанновну в полнейшем неведении того, что здесь происходит.

   -- Вы правы, как и всегда, дорогой господин Остерман! -- взволнованно воскликнул Ягужинский.

   Лишь только закрылась дверь за ним, как из-за портьеры вышел Бирон и изумленно, спросил:

   -- Неужели Москва действительно отрезана от Митавы?

   -- Безусловно! Я уже получил донесение об этом. Получит ли Анна Иоанновна пылкое послание этого пламенного монархиста, -- и для нее, и для нас это не важно. Но важно и необходимо, чтобы от нас-то она получила инструкции. Поэтому вслед за гонцом Ягужинского должен мчаться наш.

   -- Кто же поедет?

   -- Вы.

   -- Я? -- удивленно воскликнул Бирон. -- А как же здесь?

   -- Вам делать теперь здесь нечего, ваше место около Анны Иоанновны. Вы все слышали, все знаете. Объясните, растолкуйте ей политическое значение настоящего острого момента, -- спокойно сказал Остерман. -- От меня передайте ей вот эту записку.

   Остерман написал:

   "Доверяйтесь мне, Ваше Высочество. Принимайте все условия, сколь бы они ни были унизительны. Остерман".

   -- Вот, Бирон, -- сказал он, подавая "конюху" письмо. -- Я надеюсь, что Анна Иоанновна поверит мне. До сих пор Остерман еще никогда не бросал своих слов на ветер.

   Бирон взял и поцеловал записку, после чего воскликнул:

   -- Остерман, только теперь я вполне уверен, что Анна сделается императрицей! Раз вы написали это -- все кончено. Но как же я прорвусь сквозь кордоны застав?

   -- А вот как... -- И Остерман стал подробно посвящать Бирона в свой хитроумный план.

VIII

"ЗАКОЛДОВАННЫЙ СОН"

   Страшная снежная буря при двадцатипятиградусном морозе злобно выла и ревела над Москвой. Это была такая ледяная завируха, какой первопрестольная и не помнила. Суеверным москвичам в завывании ветра чудилось похоронное пение по скончавшемуся от "черной смерти" императору.

   Было около часа ночи, когда к заставе, охраняемой часовыми с ружьями, подъехала крытая повозка-сани.

   -- Стой! -- послышался сквозь завывание ветра грозный окрик часового. -- Кто едет?

   Кибитка покорно остановилась перед сверкнувшим штыком, из нее не торопясь, спокойно вышел человек, закутанный в огромную меховую шубу.

   -- Ты часовой? -- спросил он ломаным языком.

   -- Да, часовой, -- довольно грубо ответил страж.

   -- Где твое начальство? Где господин сержант? -- резко спросил проезжающий.

   -- Там они! -- указал часовой на освещенные окна небольшого каменного домика.

   Проезжий направился туда, но часовой и тут преградил ему дорогу.

   -- А вы кто будете? Я не могу пропустить вас туда, -- решительно заявил он.

   -- Я -- кто? Я, любезный, придворный доктор и приехал к твоему начальству по распоряжению его сиятельства князя Голицына.

   Часовой подтянулся.

   -- Коли так...

   Незнакомец (это был Бирон) отстранил часового и вошел в караульную.

   Тут было нестерпимо жарко, пахло добрым кнастером и вином. За небольшим столом сидели трое офицеров в расстегнутых мундирах. Они весело хохотали и опорожняли стаканы с вином.

   -- Что вам угодно? -- увидев Бирона, вскочил старший из них, наскоро застегивая мундир. -- С кем имею честь?

   -- Я доктор Эйхенвальд, господа офицеры, а явился я к вам потому, что мне надо произвести дезинфекцию... Вам ведь известно, от какой болезни изволил скончаться государь император?

   "Доктор" при слове "император" почтительно снял свою меховую шапку.

   -- Разумеется, мы знаем, господин доктор: от черной оспы, -- в один голос ответили караульные офицеры.