-- Эта почтенная дама очень серьезно больна, ваша светлость, -- угрюмо ответил доктор.
-- Это не прилипчиво? -- опасливо спросила будущая императрица.
-- Нет, не беспокойтесь: вашему драгоценному здоровью не угрожает ни малейшая опасность.
Умирающая баронесса опять закашлялась. Анна Иоанновна склонилась над ней и охватила ее исхудавшую шею своими пухлыми руками. И вдруг огромная струя алой крови вырвалась из широко раскрытого рта Клюгенау и залила весь корсаж герцогини.
-- Ай! -- закричала та в испуге, отшатываясь от баронессы, и ее лицо вмиг побледнело, а глаза широко раскрылись. И тотчас же она, смятенная, вышла из комнаты умиравшей,
-- Кровь! Опять кровь! -- вырвалось у нее.
* * *
Вечером Анну Иоанновну стало неудержимо клонить ко сну. Однако только что она прилегла и стала забываться тревожным сном (ее в последнее время мучила бессонница), как вдруг дверь ее спальни распахнулась.
Анна Иоанновна вскочила в испуге и крикнула:
-- Кто это? Кто здесь?
-- Верноподданный вашего императорского величества! -- прозвучал голос.
Герцогиня схватилась за сердце и затрепетала: "Господи! Что это? Да ведь это -- голос моего Эрнста!"
-- Эрнст! Дорогой! Это ты?! -- крикнула она, а затем, вглядевшись в вошедшего, она при свете фонаря различила фигуру своего фаворита, и бросилась к нему.
Бирон отшатнулся с каким-то чисто актерским пафосом и громко произнес:
-- Ни с места, ваше величество!
Анна Иоанновна всплеснула руками:
-- Да ты что, Эрнст? Рехнулся в Москве, что ли? Какое "величество"?
-- Нет. Я не сошел с ума, хотя от радости за вас это было бы и неудивительно. Я... я привез вам корону, императорскую российскую корону!
У герцогини вдруг задрожали ноги.
-- Что ты говоришь? -- пролепетала она. -- Так ли я слышу? Ты привез мне корону императрицы?
Бирон опустился перед герцогиней на одно колено и ответил:
-- Да, ваше величество. Если это еще официально не случилось, то это случится завтра-послезавтра. Избрание вас в императрицы решено; дело остается за вашим согласием и за вашей подписью.
Анна Иоанновна бессильно опустилась в кресло; кровь бросилась ей в голову.
-- Правда? -- прошептала она.
-- Правда, Анна! -- тихо промолвил Бирон, встал с коленей и подошел к ней. -- Сейчас я вам все расскажу, а пока... пока скажите мне: будет ли российская императрица так же верно и тепло любить скромного Эрнста Бирона, как любила его герцогиня Курляндская?..
-- Эрнст! И ты сомневаешься? -- воскликнула Анна Иоанновна.
И тогда Бирон все поведал обезумевшей от радости герцогине, а та слушала его, словно завороженная какой-то волшебной сказкой.
-- И сам Остерман? -- наконец спросила она.
-- Вот его письмо к тебе, Анна.
* * *
Спальня герцогини Курляндской тонула в полумраке.
Тут, в этом алькове венценосной женщины, все титулы, звания, ранги уступили место одному лишь могучему чувству -- чувству любви стареющей женщины к еще молодому мужчине.
Бирон ходил по спальне будущей императрицы. Вдруг тихий стон донесся до его слуха. Он остановился как вкопанный и прошептал:
-- Господи, кто это стонет? Он стал прислушиваться.
А стоны все усиливались и усиливались.
-- А-ах! Ой!.. -- проносилось по опочивальне Анны Иоанновны скорбное, за душу хватающее стенание.
Волосы встали дыбом у Бирона. Он подошел к Анне Ио-анновне и, толкнув ее, спросил:
-- Что это? Что это у тебя?..
-- Что ты, Эрнст?.. -- недоумевающе спросила она.
-- Я спрашиваю тебя, кто это стонет так ужасно рядом с твоей спальней?
-- Ветер в печах! -- раздраженно вырвалось у Анны Иоанновны. -- О, скоро ли я вырвусь из этого постылого замка!
Но вдруг она вспомнила о Клюгенау и поспешила пойти к ней.
Несчастная жертва Бирона находилась в полуагонии. Она судорожно схватилась за одеяло, стараясь приподняться, но не могла. Силы совсем покидали ее.
-- Вам худо, милая Эльза?.. -- резко спросила Анна Иоанновна.
-- Я умираю... Нельзя ли... послать за пастором...
Одевшийся Бирон стоял сзади "своей Анны". Вдруг потухающий взор Клюгенау остановился на "конюхе", и непередаваемый ужас, страх отвращения исказили ее лицо. Она протянула руки, как бы желая защититься от этого человека, захрипела и... вытянулась.
X
ЗАСЕДАНИЕ ВЕРХОВНИКОВ
За исключением одного лишь Остермана, насморк которого не мог еще пройти, все верховники были в сборе. В зале чувствовалось то повышенное настроение, которое всегда бывает при событиях огромной важности. Всем невольно бросался в глаза победоносный вид Долгоруких.
-- С чего это они так нос задирают? -- провожал их шепот.
Заседание открыл князь Дмитрий Голицын.
-- Всем нам, господа, ведомо о горестной утрате, постигшей Россию, -- заговорил он. -- Не стало императора Петра Второго, а нового мы еще не имеем. Между тем нельзя оставлять государство без главы. Посему сегодня же должны мы все порешить, кому корону царскую на главу надеть. Тестамента его величество не оставил...
-- Нет, князь Дмитрий Голицын, государь оставил завещание, -- среди глубокой тишины прозвучал громкий возглас князя Ивана Долгорукого.
Это было столь неожиданно, что все замерли, а затем послышались возгласы: