Гибель адмирала Канариса

– Как вели себя некоторые из наших фельдмаршалов и генералов и что с ними происходило при лицезрении виселицы – вам известно лучше, нежели мне, – теперь уже в голосе фрегаттен-капитана не ощущалось ни снисхождения, ни сочувствия.

Брефт, конечно же, был обижен поведением Канариса, умудрившегося по существу полностью проигнорировать попытку как-то спасти его. Жертвенную попытку…

– Ты мужественно выполнил свой долг, – попытался подсластить горечь разочарования своего давнишнего сослуживца адмирал. – Не сомневайся, я сумел оценить твою порядочность.

– Не будем изощряться в словесах, адмирал. Если вы все же колеблетесь, вспомните о моем совете относительно «гавани».

– Не будем изощряться в словесах, – повторил за Брефтом хозяин виллы, чем еще больше оскорбил его.

– На том и позвольте откланяться, – сухо проскрипел фрегаттен-капитан.

* * *

Канарис молча спустился вслед за гостем на первый этаж, провел в прихожую и сам открыл входную дверь. Там они оба замялись, понимая, что кое-что во время их беседы все еще осталось недосказанным. Однако нарушить обряд «недружественного молчания» Брефт не решился. Покряхтел, остановился, потом долго поправлял фуражку с золотистым крабом на высоченной тулье, но все же право возобновить разговор оставил за хозяином и старшим по чину.

Адмирал пытался что-то сказать, но в это время на них стал надвигаться натужный гул авиационных моторов. Отзвуки его слышны были, еще когда они находились на втором этаже, однако оба они слишком привыкли к звукам войны, чтобы обращать на них внимания. Но теперь уже не оставалось сомнения, что приближалась первая волна тяжелых бомбардировщиков врага и шла она прямо на центральные районы столицы, куда союзники пока что рисковали прорываться крайне редко.

– Сколько времени вам понадобится, чтобы собраться? – неожиданно спросил Брефт, явно используя появление воздушной армады англо-американцев – и как дополнительный аргумент в полемике с Канарисом, и как прекрасный способ давления на его психику.

– Что ты имеешь в виду? – отшатнулся от него Канарис, будто заподозрил, что тот собирается арестовывать его.

– Только то, что спасательная шлюпка с четверкой надежных гребцов ждет вас у борта.

– А если без аллегорий?

– Вся служба разведчика, сама его жизнь – сплошная аллегория. Но если вы так настаиваете… Я отвезу вас на свою подпольную квартиру, где вы сможете спокойно пробыть неделю-другую. Расположена она северо-западнее Берлина, откуда легко можно уйти дальше, на Запад.

– Будем считать, что ничего подобного ты мне не предлагал, Брефт.

– Это не то предложение, которое следует отметать так сразу, как это сделали вы. Выслушайте меня еще раз.

– Все, что ты мог изложить, ты уже изложил, – сухо обронил Канарис, ясно давая понять, что время встречи истекло.

Вот только фрегаттен-капитан все еще пытался «спасать корабельные мачты».

– Вы скроетесь там на пару недель. Причем уже на второй-третий день в рейхсканцелярии и в гестапо решат, что вам удалось уйти за рубеж на какой-нибудь субмарине или по своему «испанскому коридору», под чужими документами, – и забудут о вашем существовании. У них теперь и без Канариса проблем хватает. Когда, куда и как именно уходить – к этому вопросу мы с вами еще вернемся.

– Э, да, кажется, ты продумал все, вплоть до мелочей?

– Подобные операции нельзя проводить по наитию, они требуют жесткого плана и надежного обеспечения – людьми, финансами, документами, явочными квартирами. Итак, спасательная шлюпка подана. Весла на воду?

– Ответ вам известен, – голос адмирала становился все жестче и раздраженнее. – Мне даже трудно смириться с той постановкой вопроса, которая привела вас ко мне, фрегаттен-капитан.

– Это ваше окончательное решение?

– Зря теряете время, фрегаттен-капитан.

Брефт надел фуражку с лихо заломленной и немыслимо высокой тульей, вежливо улыбнулся в рыжевато-седые усы, которых никогда раньше не носил, и, щелкнув каблуками, отвесил небрежно-аристократический поклон.

– Вот увидите, адмирал, я был последним, кто решился хоть как-то помочь вам. Все остальные будут отплясывать ритуальные танцы на вашей могиле. Поднимите, наконец, перископ и сурово осмотрите акваторию жизни. Это говорю вам я, старый подводник.

– Охотно верю, – безучастно согласился адмирал, поразив Франка-Субмарину своим безразличием.

– Кстати, совсем забыл… Вашей особой, адмирал, интересовалась известная вам сеньора.

«Мата Хари?» – чуть было не спросил Канарис, но вовремя сдержался, вспомнив, что и при жизни своей, и при смерти, танцовщица принадлежала к иным временам, к иному миру. Поэтому вслух произнес:

– Неужели каталонская герцогиня?

– Именно она; к слову, мы так и называем ее – Каталонская Герцогиня, это стало ее именем.

– Где она теперь?

– Недавно появилась в Мадриде, после многих лет, проведенных сначала в Ирландии, а затем в Англии.

– Неужели все еще не отреклась от своей сепаратистской идеи Великой Каталонии?