Гибель адмирала Канариса

Канарис встретился с умиротворенным взглядом все еще невыцветших, цвета спелой сливы, глаз Амиты и не посмел возразить.

– Так почему бы нам не отправиться туда, мой гран-адмирал? Вы уже в отставке, вас ничто не сдерживает – и не удерживает здесь. А в Испании – Франко. Он ваш союзник. Когда он узнает, что я родилась на Канарах, то, конечно же, позволит нам обоим поселиться на Гран-Канарии, должен будет позволить.

– Франко? Генерал Франко, ясное дело, позволит. – Адмирал думал сейчас совершенно о другом. Он реагировал на ее предложение, как в полусне.

– Тогда что вас удерживает здесь, мой гран-адмирал? Что удерживает?

– Не знаю. Действительно не знаю.

– Я ничего не смыслю в войне, но даже я понимаю, что Германия ее проиграла.

– Те, кто ничего не смыслит в войне, всегда предчувствуют поражение первыми. Особенно женщины. Так происходило во все века.

– А ведь вы, к тому же, не германец.

– Кто тебе сказал такое?

– Германия – это ведь не земля ваших предков, мой гран-адмирал.

– А я так и не выяснил, где же на самом деле земля моих предков. Странно получается. То ли не было этой самой земли предков, то ли не было самих предков, – его рука медленно поползла по женскому колену, уходя все дальше под платье, однако Амита почти не реагировала на его «агрессию».

– Тогда почему бы нам не уехать на острова? Разве это так сложно: взять и уехать?

– Но ведь там нет войны! – неожиданно напомнил ей адмирал.

– Нет, конечно, – удивленно подтвердила Канария, хотя удивление ее никак не отразилось ни на взгляде, ни на выражении лица.

– А что делать боевому адмиралу на земле, которая никогда в своей истории не знала войны?

– Но вы же сами сказали, что война нам не нужна. Что она совершенно не нужна вам, гран-адмирал!

– Почему ты так решила? Адмиралы для того и существуют, чтобы в мире никогда не переводились войны.

– Или наоборот: войны существуют для того, чтобы не переводились адмиралы.

Канарис едва заметно улыбнулся. Амита всегда была остра на язык, однако Вильгельма это ничуть не раздражало. Возможно, потому и не раздражало, что она была не просто остра; нет, она старалась быть утонченно-остроумной, а в каких-то случаях и по-настоящему мудрой.

– Как же верно ты это подметила, Амита: «Войны существуют для того, чтобы не переводились адмиралы!» Какая, до святой простоты, гениальная сентенция! Такие слова следует высекать на камне, увековечивая в благородном мраморе.

– На Канарах мы могли бы купить себе яхту. А то и небольшую шхуну, чтобы выходить в море и ловить рыбу. Мы ведь могли бы казаться там состоятельными людьми.

– Мы еще будем казаться ими, – интонационно выделил он слово «казаться». – Ангелы еще не пропели.

– И происходить это будет на Канарах?

– Возможно, и на Канарах.

– И мы купим яхту?

– Можно и рыболовецкую шхуну.

– Все богачи на Канарах имеют яхты или шхуны. Можешь не иметь дома, машины, слуг… Главное – яхта. А «яхтой» там называется любой баркас, почти все, что держится на воде и выглядит чуть больше обычной четырехвесельной шлюпки.

– У нас с тобой будет настоящая яхта. И назовем мы ее «Дрезден».

– Ну уж нет, только не «Дрезден»! – капризно воспротивилась Амита.

– Чем тебе не нравится такое название?

– Потому что так назывался крейсер, на котором вы тонули, гран-адмирал, – осуждающе не согласилась Амита. – Уж лучше назвать его «Третий рейх». Чтобы первый проходящий мимо англичанин или канадец тут же запустил в нее торпеду.

Адмирал грустно улыбнулся и, уложив Амиту на покатую спинку дивана, потерся пылающим лбом о ее грудь. Ничто не способно было так отвлекать его от дел и тревог, так успокаивать и так беззаботно ввергать в воспоминания, как такие вот беседы с Амитой. Даже несмотря на то, что всегда, при любых обстоятельствах, они сводились к вопросу всей ее жизни: «Когда, наконец, адмирал увезет меня на Канары?»

– Для меня Канары там, где ты, Амита. А ты все еще здесь.

– Давно надо было бы оставить вас. Не пойму, почему я так привязалась: уж лучше бы избрала того морского офицера-испанца, у которого вы меня отбили. Тогда все было бы по-иному.

– Тогда война пылала бы на Канарских островах, а здесь, в окрестностях Берлина, все выглядело бы тихо и мирно, как на пляжах Гран-Канарии в сезон дождей.

Амита тяжело вздохнула и, поняв, что разговор опять зашел в тупик, мягко, но тем не менее решительно сняла голову мужчины со своей груди, а руку – с колена и поднялась.

– Пойду-ка я в гости к Марте Фритьоф, – вздохнула она так безутешно, словно на похороны отправлялась. – Если понадобится коктейль – позвоните.

– В ближайшее время не понадобится.

– Тогда садитесь за свои бумаги и пишите.

– Что… писать? – не понял адмирал.

– Книгу, конечно.

– Какую еще книгу?!

– О гран-адмирале Канарисе и его абвере. Вспоминайте, как все это было. Только делайте это правдиво.

– Почему вдруг ты решила засадить меня за книгу?

– Вы ведь много раз говорили, что, как только вас вышвырнут из абвера, засядете за книгу воспоминаний. Самое время: вышвырнули.