К детям он вернется чуть позже. Пользуясь их привязанностью к нему, он сумеет заменить им Паоло и станет новым опекуном, со всем вытекающими отсюда возможностями. А пока стоит подумать о дне грядущем.
Он вытащил из кармана телефон и набрал номер премьер-министра. Он знал, что ночью министры имеют дурную привычку спать, но что же поделаешь – бизнес есть бизнес. Для начала он намерен получить деньги с королевской семьи. И сделать это надо как можно быстрее: время не ждет. Все его счета, вероятно, очень скоро могут быть заморожены по требованию полиции – если уже не заморожены. Получить сейчас несколько миллионов евро было бы совсем не лишним. В конце концов, он готов взять наличными и ради этого пойдет на некоторые уступки – но лишь бы это случилось как можно скорее. Что делать дальше – будет видно. Когда у тебя в руках миллионы, можно сесть и спокойно обдумать план дальнейших действий. Можно, в конце концов, понять, кого следует подкупить, а кого, в случае сопротивления, и вовсе устранить.
Как видим, Тоцци был деловым человеком, и любая сентиментальность была ему чужда. Если бы его спросили, в чем заключается его кредо, он бы ответил лапидарной фразой:
– Дело надо делать, синьоры, дело превыше всего.
Однако сейчас его никто ни о чем не спрашивал, и он, закончив разговор с премьер-министром, задумался, где бы ему провести ближайшие пару дней. На горизонте медленно поднималось солнце.
Глава тринадцатая
Дядюшка вступает в дело
Дмитрий Георгиевич Соколовский глядел на Фигурина-младшего, выпучив глаза.
– Саша, ты охренел? – сказал он наконец голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – Какой еще, к едрене фене, старичок? Какое, мать твою, копье?!
Александр Петрович, путаясь, стал заново объяснять дяде, что старичок собой не особенно видный, невысокий такой, возрастом примерно лет сто, а может, и больше, он в старичках не разбирается особо. Но костюмчик на нем вполне себе ничего был, стильный…
– Да какой костюмчик, что за пургу ты несешь?! – не выдержал Соколовский.
Тут Фигурин немного обиделся. Чего он несет, ничего он не несет! Он, между прочим, Оксфорд закончил, у него с самопрезентацией всегда все было отлично, не говоря уже об умении вести дискуссии. Так что все, что он говорит – это продукт высокоорганизованного сознания, а вовсе никакая не пурга и не пыльная буря.
Но дядя не унимался. Он продолжал говорить в недопустимом для племянника тоне.
– Ты можешь мне объяснить, жертва высокоорганизованного сознания, как старичок этот смог из тебя вытрясти всю информацию про папашу твоего и про этого гребаного Корзуна?
Конечно, Фигурин мог. И он, кстати, уже начал объяснять, а дядя просто с ходу стал гнуть пальцы и не дал себе труда разобраться в проблеме. Он же говорит, старичок был вооружен тростью, на конце которой имелся такой тонкий длинный нож. Этот самый нож зловредный и злоехидный старичок приставил Фигурину прямо к горлу и угрожал убить его самым варварским и бесстыжим образом. Да еще и вколол ему какую-то сыворотку правды.
– Значит, говоришь, старичку было сто лет в обед? – задумчиво спросил Соколовский.
Ну, может, не сто, может, девяносто, но старичок был точно не первой молодости.
– Ты мне еще поерничай, образованный, – сказал дядя хмуро. – Если дед такой древний, чего ты ему просто в торец не дал?
А как он ему даст, если тот с копьем к горлу пристал? Деду ведь только небольшое движение сделать – и окажешься пришпиленным к стене, как бабочка-лимонница из школьного гербария. Дядя, небось, видел, как бабочек в коллекциях пришпиливают? Может, и сам в пионерском детстве пришпиливал. Может, у него с тех пор и к силовым ведомствам склонность образовалась, мирный человек разве в прокуратуру по доброй воле пойдет?
– Понимал бы чего, – проворчал дядя. – В прокуратуру только люди доброй воли и ходят. Защищаешь вас, дураков, защищаешь, а благодарности – ноль.
Почему же – ноль? Вот он, Фигурин-младший, например, очень дяде благодарен за защиту и поддержку. Только не надо на него кричать и учить бить по морде незнакомых старичков. Тем более, у тех копья, как у индейцев североамериканских. Вот он сам, дядя, если бы попал к индейцам в плен, неужели попер бы против рожна? Наверняка нет, он же человек рациональный и прагматичный. Ну и он, Фигурин, тоже человек разумный и не стал подвергать свою жизнь необдуманному риску.
– Какой же ты болтун, – поморщился Соколовский, – какие вы, нынешние, все-таки бессмысленные и бездарные болтуны!
Фигурин насупился: опять оскорбления в его адрес? Лично он хотел бы слышать конструктивные предложения.
Дядя снова разозлился. Конструктивные предложения ему? А он понимает, что всех их попросту слил, и что теперь вся тщательно разработанная Соколовским операция – под угрозой?
– Да какая еще операция? – удивился племянник. – Корзун ведь вроде уже кони двинул, ты сам говорил.