Гибель Сатурна

– Нет, – отвечал Волин. – Это был не ищейка. Это был Тоцци. Правда, как мы и думали, воспитательницу он не убивал. Она не позволила ему увозить детей неизвестно куда посреди ночи. И ему пришлось дать ей тот же нейротоксин, что и детям. Вот только Ландольфи была немолодой уже женщиной с больным сердцем. Сердце не выдержало, и она скончалась.

– А охранник? – спросил Пеллегрини. – Кто и зачем убил охранника?

– Я думала, что его убил ищейка, – сказала Ирина. – Почерк ведь тот же – сломанная рука, внутренности, превращенные в желе.

– Я тоже сначала так подумал, – сказал Волин. – Однако меня смутило, что убийца упустил Тоцци. Это на него совсем не похоже. А еще меня удивило, что рука у Чезаре была сломана не правая, как у прежних жертв, а левая.

– Он, наверное, был левша, – предположил совринтенденте.

Волин покачал головой: мысль хорошая, но охранник не был левшой. Старший следователь кое-что выяснил на его счет. Чезаре был боксером, причем обычным, правшой. Однако отличительная черта боксеров-любителей состоит в том, что они сначала в качестве разведки обычно пускают в ход левую руку, которая выставлена у них впереди. И только затем могут нанести уже более мощный удар правой. Если, конечно, повезет.

– Чезаре явно не повезло, – сказал Пеллегрини.

Старший следователь согласился: не повезло. Удар левой рукой был первым и последним, ее сломали на встречном движении. И ему, Волину, пришла в голову странная мысль. А что, если убийца не нападает первым? Что, если он только отвечает на агрессию?

– Ну, это бред, – сказала Иришка. – Такой убийца трех дней не проживет. Не обязательно же нападать врукопашную, можно просто из пистолета стрельнуть. И тут уж, извините, кто первый начал, тот и в дамках.

Волин опять кивнул. Рассуждение совершенно верное, если иметь в виду наемного киллера, вроде нашего ищейки. Но что, если убивал не киллер?

– Но если это не киллер, тогда зачем он убивал? – искреннее недоумение отразилось на лице Пеллегрини.

– Не зачем, а почему, – отвечал Волин. – У меня родилась весьма оригинальная идея – всякий раз убийца не нападал, а защищался. Именно поэтому всякий раз он ломал атакующую руку и только после этого переходил к нападению. Вообще, это распространенная практика в некоторых боевых искусствах. Боец ждет, пока противник пойдет в атаку и раскроется, и тут же контратакует его, нанося непоправимый ущерб.

– Но что должно твориться в голове такого убийцы? – с недоумением спросила Иришка.

Волина этот вопрос тоже заинтересовал. И он решил поподробнее изучить личность синьора Гуттузо, про которого к тому моменту все как-то уже подзабыли.

Маттео, услышав свою фамилию, встрепенулся и жалобно поглядел на Волина. Тот улыбнулся ему успокаивающе и продолжал.

– Выяснилась очень любопытная вещь. Оказывается, синьор Гуттузо был клиентом психиатрической клиники. Он страдал раздвоением личности или, как это сейчас называют, диссоциативным расстройством. Всех деталей его расстройства, разумеется, я не знаю. Но я имел смелость предположить, что в нем живут два человека. Первый, дневной, видный всем – это собственно Маттео, человек изнеженный, капризный, робкий, не способный постоять за себя, несмотря на все свое каратэ. Вторая персона, так сказать, ночная, скрывающаяся в глубинах подсознания – это своего рода телохранитель, жесткий, даже жестокий, способный на все, если вдруг первой личности грозит опасность. Обычно он прячется глубоко в подполе сознания, но выходит вперед при первой же опасности. Маттео дневной не способен никому принести вреда, Маттео ночной – воплощение жестокости. Именно ночной Маттео убил Корзуна, черного человека и охранника Чезаре, сломал руку Тоцци и пытался убить нас. Всякий раз он выходил на арену, когда ему казалось, что дневному Маттео угрожает опасность. При этом дневной, светлый Маттео часто даже не помнил, что было с ним, когда на первый план выходило его второе «я». Именно поэтому я пытался остановить Иришку, когда она захотела напасть на Маттео, именно поэтому до последнего момента не бил Тоцци, чтобы не давать повода его ночному двойнику проявить свое зверство.

– Ну, хорошо, – сказал Пеллегрини. – Предположим, ночной Маттео убил Корзуна, когда они поссорились. Предположим, дневному Маттео угрожал черный человек – ночной Маттео убил и его. Но почему он погнался за Тоцци, почему убил Чезаре?

– А вот это мы сейчас и выясним, – сказал старший следователь и попросил Иришку переводить его слова на итальянский.

Та кивнула, с интересом глядя на Маттео, который по-прежнему сидел на нарах, повесив голову.

– Как мне лучше к вам обращаться – синьор Гуттузо или просто Маттео? – спросил Волин, глядя на заключенного.

Ирина перевела. Маттео вздрогнул.

– Лучше Маттео, – сказал он со страхом. – Гуттузо не надо.

Старший следователь заметил, что, видимо, фамилия Гуттузо ассоциативно связана у арестанта с ночной, темной личностью. Главная же, дневная личность склонна отзываться на имя Маттео.

– Вы помните, как вы убили Паоло Корзуна? – продолжал Волин.

Маттео весь задрожал и с мольбой поднял на него глаза.