Гиблое дело

– Потому что тогда ты будешь в безопасности. Твоя дочь будет в безопасности. – Джет одним глотком допил виски и ощутил в горле приятное жжение.

И я тоже.

Мьюринн обеими руками схватилась за балюстраду. Ее взгляд остановился на океане, лицо было напряжено.

– Я понимаю, о чем ты, Джет, – сказала она. – И действительно думаю об этом. Но я не позволю тому, кто убил моего отца и – косвенно – мою мать, кто лишил жизни моего деда, запугать и меня, выжить меня и мою дочь из собственного дома.

Он напрягся.

– Ты действительно намерена остаться в Сэйв-Харборе? И надолго?

– Да, действительно. Я остаюсь.

Его пульс участился. Он должен сказать ей! Он больше не может хранить эту тайну.

С другой стороны, она так и не сказала ему, что родила их сына. Так и не раскрыла свои секреты. Она может вообще никогда об этом не заговорить! Что это может значить для них, если она не будет с ним честна?

Джет не мог сделать такой шаг без полной честности и открытости. Не в этот раз.

– Я в долгу перед Гасом, Джет. Я должна закончить то, что он начал. Найти ответы. Как я могу уехать сейчас?

– Так же легко, как и в первый раз.

Мьюринн разинула рот и посмотрела на него с удивлением.

Джет стиснул зубы и ничего не сказал. Алкоголь, адреналин, похоть, воспоминание о ее поцелуе – все это бурлило в его крови. Ему требовались барьеры. И правда.

Прилив мягко постукивал камешками о берег. Джет почувствовал на себе ее взгляд.

– Послушай… извини! – сказал он. – Просто я считаю, что будет лучше, если ты на время уедешь из города.

– Ради тебя, Джет? Или ради себя самой?

– Ради всех нас, – решительно сказал он. – Не думаю, что тебе стоит здесь находиться.

– Поверь мне, – еле слышно прошептала она, – я тоже не хочу сейчас находиться здесь, в твоем доме. Это была твоя идея, а не моя. Завтра утром я вернусь к себе. И собираюсь заняться этим самостоятельно.

– А что ты намерена делать дома одна? Сидеть там с заряженным дробовиком на случай, если воришка вернется?

– Так или иначе это лучше, чем торчать здесь. – Мьюринн развернулась и шагнула к открытым раздвижным дверям. – Или же ты можешь приставить своего друга присматривать за мной! – крикнула она через плечо.

– Гасу следовало немедленно обратиться с этим к федералам, и ты это знаешь! – рявкнул он ей вдогонку. – Он должен был передать им эти улики в ту же минуту, когда Айк Поттер доверил их ему! Прежде чем кто-то смог бы их украсть… Ума не приложу, почему он этого не сделал.

Остановившись в дверном проеме, она повернулась:

– Что, если у него имелись на то причины? Личные.

– Настолько личные, что он умер?

– Что, если он, прежде чем обвинять людей и портить им жизнь, хотел в чем-то убедиться?

Джет резко рассмеялся:

– Точно! Мы ведь тоже не хотим портить чьи-то жизни. Я прав, Мьюринн?

Она повернулась к нему спиной, шагнула внутрь и захлопнула за собой дверь.

Глава 10

Мьюринн проснулась от резкого стука. Дверь спальни распахнулась. На мгновение сбитая с толку, она заморгала, но затем поняла, что находится в доме Джета и сейчас субботнее утро. Сквозь щели в жалюзи пробивались золотые солнечные лучи, а в дверном проеме, держа руку на ручке, стоял Джет.

Его торс облегала свежая белая футболка. Выцветшие джинсы сидели на нем соблазнительно низко, волосы были влажными после душа. Его синие глаза впились в нее, как лазеры, челюсти были сурово сжаты.

«Нет, он не красавец», – подумала Мьюринн, садясь и машинально натягивая простыню на грудь. По ее мнению, красавец – значит смазливый, а этот мужчина никак не подходил под такое определение. В его внешности не было ничего приторного, наигранно нежного. Нет, Джет был суров и резок, как этот дикий край, в котором он вырос и который определил его характер. Край, который он так любил.

Что-то шевельнулось в сердце Мьюринн. Настойчивый голос твердил ей, что желательно воплотить в жизнь вчерашние угрозы и немедленно убраться подальше от этого человека, прежде чем они вновь попортят друг другу кровь.

– Завтрак почти готов. – Произнося эти слова, Джет скользнул по ней взглядом. Его пальцы с такой силой сжали дверную ручку, что напряглись мускулы всей руки.

– И тебе доброе утро! – сказала Мьюринн, потянувшись за халатом.

Его взгляд проследовал за ее рукой, и на лице отразилась недобрая, животная похоть. Мьюринн почувствовала и гнев, исходивший от него тихими, безмолвными волнами. После одиннадцати лет молчания она вторглась в его пространство, в его дом.

В его брак, его семью.

Она чувствовала себя ужасно. Но горячее сексуальное напряжение в его глазах завладело ее телом, и, помимо ее воли, утробу наполнил жар.

Джет что-то пробормотал и тихо закрыл дверь.

Мьюринн выдохнула, отбросила одеяло, накинула халат и затянула пояс на несуществующей талии. Внезапно ее внимание привлекла фотография Троя в рамке на комоде. Она взяла ее и внимательно рассмотрела сына Джета. Внутри тотчас шевельнулась боль. Она как будто погрузилась в воспоминания о рождении собственного сына – о том, как ее сердце разрывалось на части, когда она приняла нелегкое для себя решение отдать его чужим людям.