Гиблый Выходной

Прежде всего глухим и каким-то очень далеким голосом станок приказал Любе Кротовой отойти и вернуться на исходное место у красных свечей. Он говорил медленно, слова выходили будто из какого-то совершенно иного измерения, где действуют другие физические правила. Многие звуки он пропускал или искажал в другие – шипящие или гудящие. Разумеется, ведь это не диктор центрального телевидения. Люба попятилась назад и послушно села к своим горящим красным свечам. Она беспрекословно делала все что произносил станок – села на колени, раскрыла один фолиант на семьдесят первой странице, второй на двести пятьдесят первой. Одну тетрадь с переписанными заклятьями на византийском языке станок потребовал отложить в левую сторону, а другую с молитвословом алтайских шаманов положить по правую руку.

– Теперь сиди на месте и не вставай, – глухо потребовал станок, пропуская букву «Р», шепелявя шипящими звуками и глотая букву «Т» и «Д».

Кротова повиновалась, боясь не просто встать и подойти к станку, но и вообще даже резко вдохнуть. Она была полностью в повиновении неведомой потусторонней силы.

– Кто ты? – спросила пораженная Люба у станка, от которого теперь была метрах в трех, но точно видела, что рядом нет ни одного человека.

– Я тот, кого ты звала, – ответил станок.

– Я звала того, кто умер на этом месте, – чуть осмелев пролепетала Кротова.

Ответа не последовало. Люба тоже молчала не в силах выдавить из себя хоть слово.

– Я есть тот, кто умер на этом месте, – наконец ответил станок.

– Ты Анюша? – сдавленно переспросила Люба.

– Я Анюша, – ответил станок и Люба, больше не в силах сдерживать себя, разрыдалась.

Станок спросил, чего ей нужно и Люба, размазывая по щекам горячие слезы, совсем потеряв самообладание, вывалила волшебному станку все что долгие-долгие годы копилось у нее в душе и, наконец, вырвалось нарывом сейчас на этом месте, перед своей давней давно погибшей подругой. Перед духом или душой с которой единственной Люба могла говорить откровенно, которой изливала все свои невзгоды и радости, с которой делилась самым откровенным. Ведь Анюша была ее единственной близкой подругой после трагической смерти которой Люба Кротова уже не могла и не хотела сближаться с кем-то настолько близко. Отчасти этот внутренний запрет являлся причиной того, что Люба, хоть и проводила все рабочее время среди людей, но так и не смогла найти близкого человека. Такого близкого, чтобы можно было обсудить с ним что-то, развивающееся в глубине ее души. Люба побаивалась, что раскрыв перед кем-то помимо Анюши свою душу, она не найдет отклика, выставит себя дурой. Она, по натуре своей общительная и людей не чурающаяся, не искала спутника жизни, отдаваясь только работе, думая в основном о производстве и выполнении плана, а тесное сближении с кем-то, наверное, в глубине души считала чем-то вроде предательства, соединенного с подсознательным страхом потерять близкого человека, как это уже случилось однажды.

Все это Любовь Романовна Кротова и говорила одушевленному станку с помощью магических заклятий обрядший способность транслировать передачу информации из другого мира. Сбивчиво пересказывая все свои накопившиеся за долгие годы проблемы и душевные тяжести, Люба ни мгновения не сомневалась в том, что разговаривает с Анюшей, со своей далекой подругой, с которой училась в школе почти все десять лет, с которой сидела за одной партой, ходила на занятия по фортепьяно, с которой вместе поступала в техникум (в отличии от Любы, Анюша поступила), с которой вместе искали женихов и после различных совместных жизненных скитаний нашли работу на одном из немногих перспективных в то нищенское время фабрике. Только вот Люба осталась на фабрике надолго, а Анюши уготовано было найти свою смерть в первый же рабочий день.