Совершенно очевидно, что Клетус расширил ту художественную функцию мозга, которую он использовал в живописи. Его описание миниатюрного поля битвы и крошечных солдат, разыгрывающих — казалось бы, самостоятельно — решение тактической проблемы, не могло быть ничем иным, как непосредственное использование подсознания для решения проблемы. Короче говоря, Клетус, так же как и Уолтер Блант из первой Гильдии Придела, сознательно использовали Созидательную Вселенную, чтобы достичь желаемых результатов.
В то же самое время Хэл понимал, что по-прежнему не знает определенного ответа на вопрос о том, почему Клетус удалил этот фрагмент. И тем не менее, поскольку Клетус сам указал путь, почему бы ему, Хэлу, не использовать свое собственное творческое подсознание, чтобы попытаться спросить его?
Он пристально всмотрелся в свое собственное видение человека, который сидел у стола и писал. Время было не властно над Клетусом. Не существовало способа реально пообщаться с ним живым. Но если преходящее и вечное и в самом деле едины — даже если ему, Хэлу, еще предстояло ощутить этот факт как абсолютную, глубокую истину — то должна существовать возможность поговорить с духом его прапрадеда, используя тот же самый творческий механизм, который описал сам Клетус.
Хэл сосредоточился... и хотя выглядевший столь реальным Клетус, за которым он наблюдал, продолжал сидеть и писать, его призрачное подобие повернуло голову, чтобы взглянуть на Хэла, стоящего у стола. Затем призрачная фигура покинула реального Клетуса и, обогнув стол, оказалась лицом с Хэлом. Присев на край стола, призрак внимательно рассматривал Хэла.
— Значит, ты мой праправнук, — сказал дух Клетуса. — С моих времен члены нашей семьи прибавили в росте.
— В моем первом теле, как Донал Грим, — ответил Хэл, — я был лишь немного крупнее тебя. А такого роста, как у меня, были мои дяди-близнецы, необычно высокие даже для моего времени. Но ты прав. Как Донал Грим, среди мужчин в моей семье я был невысоким.
— Мне лестно слышать, что у меня будут подобные потомки, — отозвался Клетус. — Хотя, разумеется, на самом деле я никогда не узнаю об этом, поскольку ты и я в этот момент только два разума, находящиеся вне и твоего, и моего времени. Ты понимаешь, что я не только проекция, созданная твоим собственным самогипнозом, какими были твои мертвые наставники, когда ты из Энциклопедии воззвал к ним за советом. Ты тогда как раз начал свое бегство от этого человека по имени Блейз Аренс. Я, Клетус, на которого ты сейчас смотришь, в действительности более живой, чем тот, кто сидит у стола и пишет. Он — продукт твоего воображения. А я, поскольку ты оживил меня в том, что ты называешь Созидательной Вселенной, обладаю собственной жизнью. Я — Клетус Грим, а не представление Хэла Мэйна о Клетусе.
— Как знать, — задумчиво произнес Хэл. — Возможно, я оказал тебе плохую услугу. Что произойдет с тобой, когда я вернусь к осознанию моего собственного мира и времени?
— Я, — ответил Клетус, — знаю не больше, чем ты. Возможно, я погасну, как задутая свеча. А возможно, я жду тебя в Созидательной Вселенной — до тех пор пока ты не найдешь собственный путь туда, что в конечном счете ты и сделаешь. Меня это не беспокоит. Ты хотел знать, почему я вычеркнул эти несколько параграфов моей работы по использованию местности?
— Да, — кивнул Хэл.
— Я вычеркнул их потому, что хотел, чтобы как можно больше людей прочли мой труд и извлекли из него пользу, — ответил Клетус. — Нет людей, полностью свободных от бессознательных предубеждений. Если кто-нибудь при чтении наткнется на упоминание о чем-то, задевающем одно из этих бессознательных предубеждений, у него проявляется склонность находить в книге ошибки, что позволит ее отвергнуть — независимо от того, есть ли там на самом деле ошибки, или нет. Мне не хотелось бы, чтобы мой труд отвергли по такой причине, если этого можно было избежать.
— Почему они должны счесть ошибочной твою идею о том, что видение является чем-то большим, чем концепция?
— Потому что я говорил о чем-то таком, что, как предполагается, является разновидностью магии, которой владеют только большие художники — писатели, скульпторы, живописцы и так далее. Большинство же людей, к сожалению, слишком часто склонно отказываться от возможности самим проявить творческий потенциал; или даже не пробуя это сделать, или после первой неудачи. Когда человек отверг что-либо подобное, он склонен с неприязнью относиться к любому, кто пытается сказать ему, что этот потенциал все же в нем есть. Из-за этой неприязни он находит — или придумывает — некоторое основание, чтобы опровергнуть любое предположение о том, что к творчеству он все-таки способен. Такой эмоциональный отказ, вероятно, вынудил бы их отвергнуть мою работу в целом — чтобы избавиться от нежелательной ее части. Вот я и исключил этот фрагмент.
— А что насчет тех, кто мог бы извлечь из него пользу? — спросил Хэл. — Те, кто не стали бы искать оправдание, чтобы отклонить идею?