Глаголь над Балтикой

Опера полностью поглотила внимание Николая, и когда смолк заключительный хор, кавторанг чувствовал себя изрядно восхищенным и даже слегка растроганным. Но за утолением потребностей души пришло напоминание о потребностях плотских, впрочем, глянув на ассортимент театрального буфета, кавторанг мысленно сморщился. Превосходная степень чувственного наслаждения требовала соответствующих моменту вкусовых ощущений, а тут.... И потому Николай предпочел заглянуть в какой-нибудь ресторанчик, коими богаты примыкающие к набережной улочки Гельсингфорса. Извозчиков уже расхватали, так что пришлось пройтись пешком до трамвая - впрочем, весенняя свежесть напоенного морским ароматами воздуха располагала к прогулке.

И до отхода катера оставалась еще пара часов, когда Маштаков, совершая неторопливый променад по вечерней Эспланаде, созерцал аккуратные витрины многочисленных магазинчиков в поисках подходящего заведения.

А вот и "Кольме Круна"! Или... "Колме Крууна"? Не считая самих финнов, один лишь Аллах способен разобраться в правильном произношении языка страны Суоми, - подумал Маштаков. Кажется, именно этот ресторанчик упоминал Володя Генке, известный эпикуреец и чревоугодник, по попущению Господнему пребывающий в должности вахтенного начальника линкора "Император Павел I".  Впрочем, в вопросах, не касающихся службы, на мнение Генке вполне можно было положиться, а уж в выборе ресторации - особенно. Потому Николай, справедливо рассудив, что от добра бобра не ищут, смело двинулся в сторону скромной черной двери ценного дерева. Однако, дорого стоит такая скромность! Услужливое движение затянутой в белую нитяную перчатку руки швейцара - и дверь распахнулась, пропуская кавторанга внутрь.

Сдав фуражку крепко сбитой светловолосой фрекен, едва заметной в махонькой гардеробной, кавторанг получил взамен округлый бордовый номерок. Спрятав безделицу в карман, Николай, в два шага преодолев небольшой коридорчик, остановился и обвел взглядом открывшийся ему овал обеденного зала.

Он была небольшим, на полтора десятка разместившихся вдоль стены столов, укутанных белоснежными скатертями, на фоне которых черное резное дерево тяжелых стульев выглядело чуть более изящным, чем в действительности. Несколько нешироких круглых колонн белого камня подпирали выгнутый потолок, с которого свисали люстры, украшенные позолоченными финтифлюшками. В центре зала расположился небольшой каменный пруд, наполненный водой, причем в ней плавали красивые разноцветные рыбки. Посреди пруда из вод выступала небольшая гранитная стела, на которой лежала, уронив голову на руки, бронзовая русалка элегантнейших форм. И пруд, и русалка являлись весьма необычным атрибутом для ресторации, и потому Николай невольно задержал на них взгляд, тем более что Генке ни о чем подобном не упоминал.

- О, какие люди! Николай Филиппович, чего же Вы стоите? Давайте же к нам, прошу Вас!, - раздался знакомый, чуть хмельной мужской голос. Кавторанг не сразу вспомнил его обладателя, хотя обращенное к нему лицо было в высшей степени колоритным.

В трех столах от Николая расположился по медвежьи огромный в плечах и весьма грузный мужчина лет сорока или чуть-чуть за сорок.  Его широкое круглое лицо обрамляли настолько крупные и густые бакенбарды, что один только взгляд на них пробуждал мысли об африканских джунглях. Все в нем было велико - руки и ноги, более всего подходящие Илье Муромцу, широченные ладони и пальцы, толщиной едва ли не с ножку стула. Черты его лица были правильны и пропорциональны - но, повинуясь общей тенденции, едва ли не вдвое более крупны, нежели у обычного человека. Одни только глаза выбивались из ряда вон - будучи вполне нормальных размеров, но волею Творца помещенные на сию исполинскую физиономию, они выглядели на ней совсем маленькими, и вкупе с несколько обвислыми щеками придавали внешности сего почтенного господина некое сходство с английским бульдогом.

Разумеется, забыть столь колоритную фигуру было решительно невозможно - Маштакову призывно махал рукой старший офицер "Славы".  Вообще говоря, главных офицеров первой линейной дивизии Николай знал в лицо и по имени, но окликнувший его гигант получил назначение не больше месяца тому назад, а до того служил на Черноморском флоте. Они виделись всего лишь один раз, но были представлены друг-другу. Фамилия этого здоровяка... Русанов, кажется. Точно - Русанов, но вот имя-отчество никак не вспоминалось.  Кавторанг шел к ломившемуся от закусок столу, дружелюбно улыбаясь и матеря про себя столь некстати проявившуюся забывчивость. И уже протягивая для рукопожатия руку, тут же скрывшуюся в ковшеобразной ладони окликнувшего его офицера, он наконец-то вспомнил:

- Рад видеть Вас в добром здравии, Всеволод Александрович!

- Присаживайтесь, Николай Филиппович, не побрезгуйте!

Тут только кавторанг обратил внимание, что ужинает Русанов отнюдь не в одиночестве. 

- Простите, но не могли бы Вы представить меня?