Glaswen (СИ)

Ближе к двенадцати годам Артур начал понимать, что для своих чудных сородичей он, пожалуй, представляет даже большую ценность, чем его мать, а это было почти невозможно, учитывая ее положение. Это осознание наполнило его бескрайним торжеством, немного злым, немного веселым, и, пожалуй, навсегда изменило его. При матери он держался с родственниками вежливо, но холодно, но когда она неожиданно умерла от неведомой болезни, он немедленно принял приглашение провести каникулы в затерянной деревеньке у очередной бабушки-тетушки, коих собралось к тому времени у него великое множество. Тогда ему исполнилось четырнадцать, и его народ посчитал этот возраст самым подходящим для подлинной учебы. Даже не пришлось покидать Дублин – только выезжать раз в месяц из столицы туда, где дорога начинала петлять между милых с виду деревушек, чередуясь с теми самыми знаменитыми ирландскими холмами, на которые когда-то приехал поглазеть незадачливый отец Артура.

Впрочем, это была отдельная история, и Артур совершенно не хотел ее знать. Людей он, сделав вывод из стремительной влюбленности матери и еще более стремительного бегства отца, презирал. Да и как ему было не презирать их? Для него и всего его рода это было естественно. Однако в этом октябре Артур все чаще вспоминал своих родителей, поскольку внезапно понял то, чего раньше не понимал.

***

К своим двадцати Артур уже вел весьма бурную личную жизнь, которая, однако, никогда не достигала той грани, за которой можно говорить о чувствах. Артур привык к тому, что все, что хочется, можно получить немедленно – это касалось не только вещей и даже некоторых природных явлений, но также мальчиков и девочек, мужчин и женщин. Первый любовный опыт случился у него далеко не банально, и после этого озарения все остальные любовники и любовницы, побывавшие в его постели, предсказуемо казались ему заурядными – секс с ними он воспринимал наравне с теплой ванной. Да, пожалуй – никто еще не превзошел по приятности ощущений теплую ванну.

Несмотря на юность, а может быть, как раз благодаря ей, Артур в принципе, даже теоретически, не допускал мысли, что наткнется на отказ – для этого у него были все объективные основания: как собственная внешность – гремучая смесь китайской и ирландской крови, так и некие свойства, переданные ему при рождении. При этом его все больше печалила мысль, что чем дальше, тем более скучными становились связи, тем меньше они длились. Он и в самом деле был как все неудачливые алхимики – после очередного опыта вместо мерцания золота каждый раз находил лишь мертвую золу.

К тому времени, когда золото блеснуло, он уже учился в аспирантуре на факультете медицинских и социальных наук Дублинского университета. После окончания учебы он намеревался стать фармацевтом и открыть большую аптеку, благо с налаживанием связей у него никогда не возникало проблем.

В то октябрьское утро, такое же серое и матовое, влажное и затуманенное, как все остальные, он шел по коридору со стопкой книг под мышкой, направлялся в библиотеку, между прочим – самую красивую университетскую библиотеку в мире, что каждый раз грело ему душу, на маленькую толику, но все же умножая ощущение собственной избранности. Он уже вошел в ее громадное, сверкающее многоэтажное нутро, вмещающее в себе пять миллионов томов, как вдруг ему показалось, что в него с поворота врезалось крупное лесное животное (а уж в крупных лесных животных Артур разбирался). Удар был таким сильным, что Артур чуть не снес тяжелую деревянную тумбу с белым мраморным бюстом кого-то великого, стоявшую за зеленым шнуром ограждения от туристов, и, побалансировав в воздухе, все же свалился на вытертую тысячами ног ковровую дорожку.

– Оу, – сказало над ним животное чуть хрипловатым голосом. – Чувак, извини, не увидел тебя. Давай поднимайся.

Артур едва удержался, чтобы не шарахнуть предлагавшего меж глаз так, как умел только он, а вот злую гримасу на лице удержать не удалось. Опершись на протянутую руку, он быстро поднялся и столкнулся лицом к лицу с неуклюжим кретином. Вовсе уж не таким и огромным и даже не слишком высоким. Просто крепким, русым, коротко остриженным, сероглазым и как-то обидно ухмылявшимся парнем. Артур только открыл рот, чтобы выплеснуть весь кипяток ярости, который моментально скопился за эти секунды у него внутри, а приложить словом он умел виртуозно… – и тут же точно колодезной воды наглотался.

Парень вроде был как парень, ну, симпатичный, ну, явно из тех, про кого говорят – «животная харизма», но все же ничем особо не выдающийся – были у Артура и красивее, и сексапильнее. Ведь были же. Наверное, были, или нет? Разве были? Сейчас Артур чувствовал себя абсолютно невинным, словно до этого утреннего часа к нему никто даже пальцем не прикасался, даже взглядом. Он был невиннее всех девственниц, которым в древние времена являлись белые единороги.