Glaswen (СИ)

Имс быстро освоился. Он полюбил Изумрудный остров с первого взгляда, влюблялся все сильнее и сильнее с каждым новым визитом и, переехав, почувствовал, что добился взаимности: та самая любовь, которая, как некая генетическая особенность, всегда присутствовала в Имсе, быстро помогла ему стать своим среди ирландцев, как известно, относившихся к англичанам без особой доброжелательности. Не прошло и нескольких месяцев, как Имс полностью мимикрировал, переняв местные привычки и нравы, местную манеру общения, местное отношение к жизни и даже – неосознанно – практически потерял свой великосветский акцент, освоив напевную ирландскую речь так, будто родился где-то здесь среди переливающихся тысячью оттенков зеленого холмов.

И холмы эти манили, звали Имса к себе так, что иногда ему казалось, будто он слышит далекую музыку и чьи-то голоса, полные обещаний. Порой, когда Имс болтался на старом фордике по графствам, перебираясь из одной деревни в другую в поисках стариков и старух, которые еще помнили древние легенды, он останавливался посреди дороги, один, между серым парящим небом и яркой зеленью полей, связанных между собой полупрозрачными лентами дождей и туманов, и ждал, ждал – словно серьезно надеясь разглядеть между абрисами холмов и скал, в нежной зыбкой жемчужной дымке тех, кто звал его к себе сладкими песнями…

В городе это ощущение почти сходило на нет, но не пропадало совсем. И иногда Имсу чудился за плечом мягкий тихий смех, чуть насмешливый, как горчинка в пинте гиннеса. Имс желал бы обернуться, но каждый раз немела шея, будто кто-то играючи дул ему в затылок и сковывал на несколько мгновений, чтобы, веселясь, успеть сбежать прочь.

***

В тот понедельник Имс опаздывал. Он зачитался Йетсом в библиотеке, его «Кельтскими сумерками», и потерял счет времени, а когда опомнился, оказалось, что ему осталось каких-то пять минут до репетиции, а путь до здания, где располагался студенческий театр, занимал как минимум десять – это если мчаться сломя голову, не останавливаясь поприветствовать знакомых и приятелей.

Имс судорожно схватил в охапку книги, грудой ссыпал их на стол библиотечной даме, одарившей его возмущенным взором, и вылетел из читального зала наподобие метеора.

И, согласно естеству любого метеора, Имс тут же столкнулся с препятствием. Пару мгновений препятствие балансировало между устойчивым и неустойчивым состояниями, словно не в состоянии решить, что же выбрать, после чего, наконец, определилось и шлепнулось на пол.

Имс испытал прилив противоречивых чувств: с одной стороны, ему очень сильно хотелось бежать дальше, драгоценные песчинки времени пересыпались в воображаемой колбе с неумолимостью любых часов, неважно, реальных или вымышленных, и любая задержка сейчас вызывала досаду, а с другой стороны – он, определенно, был виноват, а чернющие гневные глаза парня, шлепнувшегося на задницу у ног Имса, требовали как минимум вежливых извинений.

Имс завис – ноги как будто уже (или еще) бежали вперед, тело тянулось за ними, а мозг требовал остановиться и как минимум помочь человеку встать. Человек, между тем, явно никуда не торопился либо же находился в легком шоке после столкновения, потому что так и продолжал сидеть, рассматривая Имса, даже не делая попыток подняться.

«Бежать, бежать, а то Дерек тебя убьет!» – требовало все внутри Имса. Режиссер студенческого театра, по совместительству профессор литературы Дерек Хэйли, терпеть не мог опозданий и не без причины считал себя исключительно остроумным, в связи с чем пользовался любой возможностью отточить навыки плевания ядом.

А Имс очень не любил быть мишенью.

Поэтому он, недолго думая, схватил незнакомого парня за запястье и дернул вверх и на себя, чтобы тот уже встал на ноги и можно было бы извиниться и бежать дальше по своим делам.

Парень оказался странный. Пока Имс поднимал его с пола, он растерял весь свой гнев и смотрел на Имса так, как будто перед ним внезапно оказалась поразительная диковина, что-нибудь наподобие вдруг возникшей из ниоткуда Чаши Грааля по меньшей мере. Парень даже и не пытался скрыть удивленное восхищение, появившееся на его лице, и Имс почувствовал себя польщенным.

Так что он потерял еще несколько бесценных минут, обмениваясь с упавшим бессмысленными вежливыми фразами, но вот, наконец, несколько раз извинившись, познакомившись и чуть ли не раскланявшись, смог, наконец, сбежать, тут же позабыв о черноглазом магистранте-медике Артуре с необычной для Ирландии внешностью, характерной скорее для уроженца Юго-Восточной Азии.

За углом кто-то настырно звонил в колокольчик, разнося по коридорам искристый хрустальный звон, но, выскочив в галерею, Имс не заметил никого, кто мог бы развлекаться таким образом. Вся галерея, с широкими окнами в дубовых рамах по одной стороне, была абсолютно пустой, а у Имса было слишком много дел, чтобы задумываться об акустических странностях.

***