Глаза

Эйнгеле вскрикнул и проснулся. Сердце его всё так же колотилось, казалось, вот-вот оно выпрыгнет из груди. Левый глаз немного болел. Пот стекал со лба. Убрав простыню, он сел на кровать. За тридцать пять лет он так и не смог привыкнуть к детским кошмарам.

На кухне Эйнгель взял пачку молока. То, что приснился кошмар, с одной стороны, было хорошим знаком, мозг отдохнул, но тело… Ему предстояло найти ещё несколько людей, оно должно быть в полной физической форме, к тому же, сестренка постоянно наступает на пятки. А держать её на расстоянии было так же затруднительно, как целую роту спецназа. Он посмотрел в зеркало – голубой глаз был невероятно чист, как настоящий океан, омывающий славный городок Рето. Нет, это даже не месть, это что-то вроде правильного поступка, который только выглядит как месть.

Эйнгель сел за стол. За окном лил дождь, капли его быстро сползали по стеклу, оставляя мокрые следы. Совсем как тогда, когда много лет назад после операции он снова проснулся и увидел свою сестрёнку. Воспоминания снова нахлынули на него, и память продолжила рисовать никак не исчезающие дикие картины.

Глава третья

Вот снова прошлое, вот снова Ада стоит перед ним. Её маленькие ладошки сжимали его кисти, а их больших глаз текли огромные слезы. Изабель хотела увести её, но Ада не слушалась и все крепче сжимала его руку. Эйнгель сжал её в ответ. Глаза Ады расширились. И их изумрудный цвет, видимо, был природным другом всей их семьи.

– Братик, – только и выдохнула она, – дядя Йозеф сказал, что ты обязательно поправишься, что на операции тебе стало плохо, ты упал в обморок. Что всё будет хорошо.

– Ты только не реви, – улыбнулся он и увидел, как слезы буквально брызнули из её глаз, и сестра разлилась как водонапорная башня. И только после этого он обратил внимание на стоящую позади Изабель.

Служанка была бледна. Она смотрела на него, как на привидение, словно он был не давним гостем на их вилле, а чем-то совершенно иным. Призраком или, быть может, чудовищем. Встретившись с ним взглядом, она быстро опустила глаза и снова молча потянула Аду от кровати, пытаясь успокоить. И хотя это у неё плохо получалось, она не сдавалась, лишь бы не поднимать на него взгляд.

Тут Эйнгель почувствовал, как острая боль ударила в голову. Он сжал зубы, лишь бы не закричать и не испугать сестренку. Он чувствовал, как бледнеет его кожа, чувствовал, как напряглись все мышцы. Боль шла волнами, каждый раз становясь всё сильнее и сильнее. Казалось, вот-вот его голова просто взорвётся. Вырвав руку, он сжал её в кулак и застонал. Больше он ничего не помнил, потеряв сознание во второй раз.

Когда он очнулся, то даже не открыл глаза. Боль не дала ему это сделать, казалось, что горячий свинец положили под левое веко, поднять которое было просто невозможно.

– Судорога? Странно, – услышал он голос Йозефа Менгеле. – Операция не должна вызывать никаких судорог. Что вы ему вкололи?

– Все, что вы прописали. У нас нет своих лекарств, только те, что вы привезли, доктор, – Эйнгель услышал голос Изабель.

– Но судороги не должны быть. Ни у одного из моих пациентов их не было, – продолжал настаивать на своём доктор. – Значит, мне врёт либо мой опыт, либо вы.

– Я ничего больше ему не давала.

– Ой, кажется, мой мальчик снова проснулся. Как ты себя чувствуешь? – обратился к нему доктор, вплотную нависнув над его лицом. Да так близко, что Эйнгель почувствовал запах баварской колбасы.

– Голова болит, – тихо сказал Эйнгель, – и глаз.

– Это пройдет, все вообще прошло на удивление гладко. Ты лежи, тебе необходимо отдохнуть, Изабель позаботится о тебе.

Открыв правый глаз, Эйнгеле посмотрел на Изабель. Всё такая же бледная, она так и не решалась смотреть на него, выбирая объектом то пол, то потолок, а и то доктора, который в спешке собирался уходить.

– Сколько дел, сколько дел, да ещё эти проблемы с документами, неужели так сложно сделать мне паспорт? Боже мой, какая нервотрепка, не дадут спокойно работать, – бормотал он, поправляя одежду.

Изабель молчала. Ее поведение было странным, казалось, она вообще не понимает, где находится. Наконец, когда доктор ушел, она села с ним рядом и долго смотрела на стекло. Эйнгеле тоже молчал, он почувствовал, что она хочет сказать что-то очень важное.

– Твоя сестра очень напоминает мне мою дочь, Эйнгеле, она была такой же маленькой, когда фашисты убили её, – тихо сказала она. – Я уверена, что ты очень умный и взрослый мальчик и многое происходящее здесь тебе понятно. Так ведь?

Эйнгеле промолчал.

– Я знала, что Йозеф Менгеле страшный человек, но то, что он сделал, это выше всех зверств, что я видела. Если он сделает то же самой с Адой, я не переживу этого. Точнее, я не должна допустить этого.

– Вы поможете нам бежать?

Изабель улыбнулась. И, положив руку ему на лоб, сказала что-то на мягком испанском.

– Да. Вы сегодня же уедете с дядюшкой Ильфом на машине для продуктов. Я знаю, ты его немного побаиваешься, но у него доброе сердце и он никогда не тронет ребенка. Это старый солдат, который привык воевать с мужчинами.

– Сегодня? Но когда?