Глаза богини (СИ)

Афина щурится на племянницу оценивающе: поклясться могла бы, что той не нужен не только Нерей – вообще все олимпийские мужчины. Может, есть кто-то… Но за улыбкой Макарии – подземной, неуловимой – не понять, не рассмотреть, даже проницательным глазам Промахос.

- Старый – не старый! – взмахивает руками Афродита. – Дело не в этом! Дело в искусстве! Заставить их смотреть! Не дышать! Слюни пускать! Заставить воинов и правителей почувствовать себя мягче глины! Владеть оружием красоты и любви в совершенстве – чтобы никто не устоял…

Макария смущенно колупает резной нарцисс на браслете.

- Красотой – этому придется учиться долго. Мне проще мечом… - и смеется, когда Афродита округляет глаза от ужаса.

- Ну-у, куда нам, бе-е-едным, - шутливо блеет Геба, - до тебя, Пеннорожденная! В этом искусстве с тобой ни одной женщине не равняться! Вот уж точно – никто не устоял и не устоит.

- Был один, - едко произносит вдруг Гера. – Хочешь рассказать об этом, Киприда? Но кому охота болтать о поражениях, правда?

И идет к двери, и Афродита прекрасно знает, что сейчас Афина закатила глаза. Промахос всегда так делает, когда мачеха в дурном настроении.

А Гера сегодня явно в дурном настроении: Зевс опять спутался с какой-то смертной…

- Афродита?

Макария просто смотрит с любопытством. Геба замерла – раскрыла рот, как голодный кукушонок из гнезда. Сплетню ловить.

- Да?! Что? Кто один? Чтобы устоял?! Перед тобой?! Да кто бы мог…

У Афины на лице – новая мина. Обозначает: «Сейчас я представлю себя в шумной битве. Или нет, за ткацким станком. Станок жужжит-жужжит, заглушает ваши бабские сплетни…»

Афродита смотрит на эту мину. На дверь, закрывшуюся за Герой. На любопытную мордашку Гебы и таинственную – наследственную улыбку Макарии…

Потом начинает хохотать. Заливисто, разбрызгивая золотистые пряди волос. Красиво – она все всегда делает красиво, изящно прикрывая рукой ротик…

- Да, был! О-о, девочки, был! Афина, не надо такого лица: это история интереснее любой битвы. Впрочем, это и есть сражение.

Может даже – война, - думает Афродита, мимолетом любуясь своим отражением в серебристых гладях. – Несколько битв. Перемирия. Победа одной из сторон. В конце концов: почему эти воинственные девственницы вечно думают, что в любви недостаточно войн? Это они-то, даже мельком не знавшие такого чувства?

Дудки вам, Афина и Артемида. В войне нет ничего, чего бы не было в любви. Осада и взятие крепостей, кровь и предательства, отчаянные атаки и соль поражений на губах… И вечное желание добычи и власти: больше, больше!

Летящие стрелы, переломанные копья… я пережила войн едва ли не больше, чем вы. С золотистыми, не испятнанными кровью волосами. Не надевая шлема, не грязня ручек. И не нам с вами считаться трофеями и победами.

Но вот вспомнить ту войну…

Даже не просто смех. Мурашки по коже – не поймешь, от чего.

Брррр….

*

- Бррр! – капризно сказала она. – Какой холодный дворец! Там, где я родилась, было теплее!

На самом деле, на Крите сейчас вовсю резвился Борей. Но просто приятно было наблюдать, как вокруг нее суетятся два этих… Кронидов, да? В общем, сыновья какого-то там местного царя. Царь что-то там отрубил Урану – а что – совсем не важно! А потом взбилась пена, а из пены и океанских волн поднялась она, и вот это было уже важно.

Руки в каменном зале немножко покрылись мурашками и начали терять нежно-перламутровый оттенок. Зевс подошел – с горящими глазами. Набросил на нее плащ, многообещающе коснувшись щеки.

«Победа», - тихонько пропело внутри…

За первым братом, чуть ли не отталкивая его, спешил второй: накинул на нее леопардовую шкуру. Сам выпятил грудь (сопровождавшие на Олимп Киприду нимфы восхищенно ахнули), заговорил, что вот, ничего, отогреем! И пир устроим в честь прекрасной, и танцы…

«Победа», - гудело внутри, пока она улыбалась второму – Посейдону. Светлый взгляд обежал пускающих на нее слюни кентавров, каких-то мелких божков… Победа-победа-победа…

Третий брат. Взгляд налетел на него с размаху, кубарем полетел дальше, словно путник, запнувшийся о порог.

«Наверное, я совсем синяя, - подумалось в ужасе. – Нет, волосы растрепались. Нет, еще хуже: у меня что-то к губам пристало!!!»

С чего иначе третьему Крониду смотреть на нее, как на ядовитую змею?!

- Бррр, - повторила она жалобно. Вдруг проникнется – прикажет подбросить огня в очаг, плащ свой пожертвует (хотя чего там зариться на обтрепанный хламис!).

Третий зевнул из угла, куда шагнул сразу же, как оказался в зале.

- Ты ее пугаешь, Аид! – прошил неловкую тишину возмущенный голос младшего – Зевса.

Афродита с уважением пронаблюдала, как поднимается черная бровь.

- И?

Грубиян, - подумалось обиженно. Пусть подавится своим хламисом – от него, похоже, и тряпки не допросишься. Все равно – победительница. Зевс повержен – чуть дышит. Посейдон пленен – взгляда не отводит…

Остальные готовы ей сандалии целовать.

А этот еще сокрушаться будет. Может, даже начнет обожать исподтишка – откуда она знала, что так бывает? Любовь знает все. Грубить, не замечать, бросать огненные взгляды…