Глаза богини (СИ)

…у него были мягкие губы. Мягкие, властные, горячие, как угли в очаге, на которые она так любила глядеть. Серые перья пристали к пальцам, небо над головой тоже было серым, а волны бирюзой стыдливо смотрелись в небо.

Гера тоже удивлённо смотрела в небо. Иногда небо заслоняли его волосы – тугие кольца, ловящие каждый солнечный лучик. Это мешало.

Думалось разное, ненужное. «Ты проспорила, Фетида», - вот, что думалось. И что Зевс правда оказался отменным ходоком. И про его жену Метиду – что она не зря ревновала.

Ещё все было не по правилам. Царями становятся старшие. Старшие приходят, как Владыки, и берут в жены самых красивых. А не младшие, которые обернулись птичкой с жалобным голосом**. Которые почему-то объявили, что станут царями…

С такими мягкими губами, с вкрадчивым шёпотом царями вообще быть нельзя.

- …с первого раза, как увидел тебя… станешь моей царицей… что – Метида? Вот увидишь, какая будет свадьба…

Когда она почувствовала в себе его семя, то прикусила губу. Царицам, кроме всего прочего, не положено плакать.

Свадьба состоялась через пару сотен лет. После того, как Зевс проглотил Метиду и расплевался с Фемидой. Большая свадьба, с хрипло выкрикивающими тосты кентаврами, с великолепием перестроенного дворца на Олимпе, со слезами Деметры – у той, кажется, были какие-то виды на Зевса…

С ломаным, ненатуральным весельем, потому что рати Крона стояли на пороге – и потому кифары орали чересчур громко, а танцовщицы плясали, как в последний раз, а старуха-Гея, даря яблоню с золотыми яблоками вечной юности, многозначительно ухмылялась…

- Какая ж все-таки он скотина!

У Зевса от смеха чуть нектар носом не пошёл. Гера, прямая, собранная и ослепительно прекрасная (вот вам всем! я – царица!), с недоумением посмотрела на новые свадебные дары – щит с Кроном, глотающим младенцев – и роскошное драгоценное покрывало, вышитое бледно-золотыми цветами, которые почему-то так взбесили Деметру.

- Бледные асфодели!! Что у него в голове вообще, у этого испепелителя?! Ну, это ж надо, такое на свадьбу…

- В духе брата, - жизнерадостно откликнулся уже основательно захмелевший Посейдон. – Э-э, скажи спасибо – он сам не явился! Или дары с Железнокрылым не прислал, а то ведь мог, да!!

- Ананку благодарить надо, - кисло улыбнулась Гера.

Ещё больше она была бы благодарна Ананке, если бы этот не появлялся вовсе. Чёрной тени страха не место на светлом Олимпе. Что там о нём говорила верная Лисса? Теперь его боятся называть по имени? Сеет смерти? Вот пускай и сеет, подальше. Или крутит шашни со своей нереидкой, как ее там. И вообще, пусть отправляется в Тартар!

- …уж кого бы посылать, так это его! Сам же жаловался, что он скоро совсем своим в Эребе станет!

Выходило – некрасиво. Визгливо, не по-царски. Но не было времени подбирать тон, потому что этот – она видела его впервые после освобождения из утробы отца – стоял в двух шагах, испепеляя Зевса взглядом.

Между братьями застыл Посейдон, которому и пришлось их разнимать, когда этот предложил отправиться в Тартар, освобождать Циклопов из мрака. Вот прекрасно. Ему там самое место – вероломному сгустку тьмы, тьфу, смотреть даже на него не буду, он этого недостоин.

Зевс со вздохом потер лоб. Даже не стал выговаривать молодой жене за крик. Махнул рукой.

- Сможешь?

Этот презрительно передернул плечами (шире, чем у Зевса!) и вышел из зала.

В Тартар.

Если Ананка будет милостива – он оттуда и не вернется…

Ананка была милостива не к Гере.

Этот сходил в Тартар как к любовнице, освободил Циклопов и продолжил пропадать и появляться, сеять мрачные слухи о себе самом, исчезать на годы, а потом – мелькать мрачной тенью во внутреннем дворе, проходить по коридорам и залам: чёрный хламис, меч на поясе, вечный шлем под мышкой…

Подлец даже не представлял, насколько он хорош. Бездна, за край которой так хочется заглянуть. Собранность воина в каждом движении, нацеленность клинка – в каждом взгляде, глаза приобрели тартарскую глубину, дурацкая манера прятать широкие плечи за сутулостью только заставляет пристальнее оценить фигуру, волосы перехвачены простым ремешком, скулы, губы… ах, говорили нимфы. Ни за что б с таким не стала. Палач, друг подземных, страх во плоти… Врали все до единой, - Гера это понимала слишком хорошо. Врали – и облизывались издалека. Потому что знали – бесполезно. Этот ни на кого не смотрит, только с нереидкой той, как её…

- Милочка, что ты в нём нашла?! – возмущалась тогда Деметра.

Нереидка, бледная и осунувшаяся, молчала. Смачивала лоб своему несчастью. Несчастье, нашедшее на свою голову очередное приключение (неудачное), заходилось хриплым кашлем, отплёвывало сгустки ихора…

Гера стояла, брезгливо приподняв подол дорогого гиматия – не запачкать бы в этом песке. На этого не смотрела – получил заслуженное. Пусть себе мечется в бреду, шепчет искусанными губами о Кроне, о войне, о Серпе Времени… кому там вообще интересно, что он шепчет?! Нереидка была интереснее: с поблекшей бирюзой в глазах, раскинутыми по плечам прядями – текучим серебром…