Дом Шульги стоял сразу за корпусом РГГУ на Миусской улице, найти его было нетрудно. Многоэтажное здание, отделанное крупными блоками грязного, похожего на песчаник камня и украшенное бордовыми балкончиками. Максиму нравились такие крепости. В них было по-своему уютно. И всё же сейчас, зайдя в подъезд, он чувствовал, как неприятное липкое волнение расползается от груди к горлу. Рассеянно смотрел на алюминиевые кнопки новенького лифта, на чёрный отпечаток Карачаровского завода. Чем громче билось сердце, тем скорее хотелось отдать справку и никогда больше сюда не возвращаться.
Поначалу всё шло хорошо. Отец Шульги встретил их на пороге двойной железной двери. Он был в офисной отглаженной рубашке и таких же отглаженных брюках с нарочито острыми стрелками. Максим не удивился бы, узнав, что отец Шульги всегда так ходит дома. К тому же он был в лёгких замшевых брогах. Судя по всему, они заменяли ему домашние тапки.
Получив от Максима прозрачный файл, он пробежался взглядом по гербовой бумаге, дважды кивнул и сказал, что не стоило беспокоиться – он сам собирался на днях заехать в университет. Всё шло к тому, что отец Шульги пожелает всем удачи и закроет дверь, так толком и не поблагодарив за принесённую справку, но тут Аня спросила о здоровье Олега. Сказала, что в группе многих обеспокоило его отсутствие: о нём спрашивали преподаватели, сокурсники. Все переживали, узнав о сломанной руке, и Аня, услышав, что Максим едет к Олегу, решила присоединиться – хотела лично убедиться, что у Шульги всё в порядке, а заодно поздравить его с переводом в МГУ, о котором, конечно, мечтал бы любой из студентов Политеха. Всё это Аня говорила с такой располагающей сочувствующей улыбкой, что Максим сам почти поверил её словам.
Отец Шульги остался непроницаем. Даже не улыбнулся. Но открыл пошире дверь и впустил всех в прихожую.
– Олег, – произнёс он тяжёлым голосом, которым, наверное, вызывал к себе в офисе подчинённых. Не просил, не приказывал, а констатировал факт, что они к нему придут, и не позволял им в этом усомниться.
В тишине было слышно, как на кухне закипает чайник.
В прихожей пахло чистящими средствами и мужским одеколоном.
Наконец вышел Шульга.
Как и отец, он был в рубашке и штанах, правда, всё-таки позволил себе самые обычные домашние тапочки. Выглядел он скверно. Вокруг левого глаза до сих пор держалась тёмная опухоль старого синяка. Рассечённая бровь зарубцевалась неравномерной коркой. Ещё два рубца на верхней губе и лбу. Левая рука с разрезанным и закатанным рукавом висела на матерчатом бандаже. От локтя до запястья её покрывал гипс. Сразу три пальца, от среднего до мизинца, были сжаты пластиковой шиной и торчали тупым застывшим указателем.
Максим только успел подумать, что Олег в самом деле сломал пальцы, точнее – их ему сломали, и тут шум закипавшего чайника неожиданно усилился, прорвался из кухни в коридор и накатил оглушающей волной. Максим от неожиданности отступил и задел Димину трость. Это кричал Олег. Впрочем, исходящий от него звук поначалу даже нельзя было назвать криком. Он издавал громкий отчаянный стон, полный одновременно злости и страха. Затем Шульга куда более различимо стал орать, чтобы Максим и его друзья убирались, чтобы исчезли и больше никогда здесь не появлялись. Орал с исступлением, с напором, перемешивая слова не то всхлипами, не то глубокой, сотрясавшей его тело икотой.
Максим даже толком не заметил, как они оказались на лестничной площадке. Внешняя железная дверь хлопнула с такой силой, что с потолка мучной пылью прыснула побелка. Следом хлопнула внутренняя дверь.
– Жуть какая-то, – оторопело произнесла Аня.
– Уходим, – Макс хотел было пойти прямиком к лестнице, но вспомнил про Диму и вызвал лифт.
Ещё не успел закрыться подъезд, как они уже сели в машину. Всё это походило на самое настоящее бегство. Им всем хотелось скорее оказаться где-нибудь подальше от этого места.
Аня завела мотор, дёрнула рычаг коробки передач и чересчур резко надавила на педаль газа.
Оглянувшись, Максим увидел, как из подъезда выскочил отец Шульги.
Он попытался выбежать наперерез машине, но Аня успела свернуть в другую сторону. К счастью, дорога пустовала, никто не помешал ей сделать этот манёвр и сразу увеличить скорость. Едва ли отец Шульги гнался за ними, чтобы поблагодарить их за принесённую справку. Он, скорее всего, вообще не понимал, что происходит, и только не без оснований решил, что сокурсники Олега как-то причастны к тому, что с ним случилось.
Аня, вцепившись в руль, смотрела на дорогу. Не сбавляла скорость. Не включала навигатор. Затем свернула на Александра Невского, и Максим понял, что Аня боится. Думает, что отец Шульги будет их преследовать.
В ушах до сих пор рваными отголосками звучал крик Олега. Это мешало думать, не давало сосредоточиться.
Подавшись вперёд, Максим положил ладонь Ане на плечо. Почувствовал тепло её кожи под тонким хлопком рубашки. Аня вздрогнула. Посмотрела на Максима в зеркало заднего вида и чуть кивнула. Сбросила скорость и дальше ехала спокойнее.