Максим, вспомнив о Пашинине, так любившем эти журналистские приёмы, тут же пересказал Кристине свою теорию о замене преподавателя, об оставленном в «Старом веке» блокноте. Рассказал, как их встретил Шульга и как за ними погнался его отец. Думал, что, выговорившись, почувствует хоть какое-то облегчение, но тяжесть в груди только нарастала.
– Как они узнали, что картина в Русском музее? – спросила Кристина.
– Не знаю.
– Ты кому-то говорил об этом?
– Только тем, кому доверяю.
– Значит, не доверяй всем подряд.
– Что ты хочешь сказать?
– Хочу сказать, что они как-то узнали про Русский музей. И добрались до друга твоей мамы.
– Значит, узнали как-то иначе.
– Уверен?
– Да.
На самом деле Максим уже ни в чём не был уверен.
– Думаешь, всё закончилось? – чуть погодя спросила Кристина.
– Что закончилось?
– Вся эта история с картиной…
Кристина не договорила, но Максим понял, о чём она спрашивает: есть ли вероятность, что теперь, когда исчез «Особняк» Берга, вернётся её отец.
– Думаю, закончилось. Если им нужна только картина.
– А что ещё?
– Не знаю. Я ведь даже не понимаю, о ком идёт речь. Кто
– В архивах «Старого века» ничего нет. Они забрали жёсткие диски. И стёрли записи камер наблюдения.
– Разве записи не дублируются у охранной службы? – спросил Максим и сразу почувствовал, до чего неуместно прозвучал его вопрос. Всё это уже не имело значения.
– Не знаю.
– Как твоя мама? – Ещё один глупый вопрос. – Ты теперь поедешь к ней?
– Я хочу найти отца.
И опять Максим услышал больше, чем Кристина сказала. В её словах был упрёк. Если в семье Максима после похищения «Особняка» всё могло вернуться на свои места, это ещё не значило, что теперь и другие могут успокоиться, идти дальше как ни в чём не бывало.
– Прости.
Максиму захотелось увидеть Кристину. Заглянуть ей в глаза. Общение вживую у них, кажется, получалось лучше. Максим вообще не любил телефоны. Они передавали интонации, но всегда скрывали взгляд и мимику, которые не только дополняли слова, но порой объясняли их подлинный смысл.
– Давай завтра встретимся. На «Китай-городе» есть местечко.
– Нет. Не сейчас.
– Понимаю.
– Я… Мне нужно время.
Попрощавшись с Кристиной, Максим уже не знал, действительно ли хотел приободрить её надеждой на то, что история с Бергом закончилась, или же сам пытался успокоиться.
Осмотрелся по сторонам. Увидел указатель. Пятьсот метров до «Дмитровской». Наконец сообразил, где именно находится, и направился прямиком к метро.
Недавний приступ страха прошёл. Максим только жалел, что нагрубил Ане. По словам мамы, отец был таким же – слишком порывистым. Его бросало от воодушевления к раздражению. Он за каких-то полчаса мог сорваться на человека, извиниться, признав свою вину, тут же вновь его обругать, а потом вдруг доверить ему тайну или предложить совместное дело.
Мысли об отце были лишними.
Максим чувствовал, как на место угасшего страха приходит злость.
Он сидел в глухом окопе, толком не понимал, кто забрасывает его снарядами, и только в ужасе наблюдал, как они падают совсем рядом – так, что на него летят ошмётки дёрна и тянет дымом пожаров. Сначала Абрамцев, затем Шульга и отчим, теперь – Погосян. Земля вокруг выгорела, а он сидел нетронутый, оставленный своим страхам и подозрениям, и даже толком не видел, что происходит там, за линией бруствера.
Сейчас Максим хотел, чтобы выстрелы добрались и до него. Столкнуться с врагами лицом к лицу. Понять, с кем имеет дело. И наконец выяснить, хватит ли у него сил и бесстрашия им сопротивляться.
Максим шёл по малолюдному Дмитровскому проезду. Смотрел на куцую пропылённую аллею, на кирпичные дома с зарешеченными окнами на первых этажах и с обшитыми жестью балконами. Сжимал кулаки, словно ждал, что кто-то сейчас, с минуты на минуту, набросится на него. Готовился защищаться, а потом мстить, наказывать.
Максим остановился и почувствовал, что злость слабеет. Напряжённые кулаки, вся эта внутренняя бравада сейчас были смешны. Легко рвать на себе футболку и в мыслях кричать, что ты готов к драке, когда сама драка закончилась. Картину украли. Точка. Кристина оказалась права. Для неё история продолжалась. Для родственников Погосяна она вообще только началась. А для Максима и его семьи всё должно было постепенно вернуться в старое русло.
Когда Максим спустился на холодную гранитно-мраморную станцию «Дмитровская», уже не осталось ни страха, ни злости, ни смеха. Только чёрная опустошённость. И одно желание – скорее вернуться домой, увидеть маму.
Доехал до «Комсомольской». Пересел на электричку. В вагоне никак не находил себе дела. Пробовал читать книгу. «Накануне» показалась совершенно неуместной. Сейчас было не до Тургенева. Пробовал смотреть в окно на предвечерние цвета бугристого неба, на безликую, будто собранную из пятнистых лоскутов многоэтажную Москву. Даже начинал слушать песни переходивших из вагона в вагон музыкантов. Вспоминал разговор с Кристиной, её голос. Следом вспомнил её слова: «Не доверяй всем подряд».