Глаза смерти

– Не хотел бы я столкнуться с людьми, которые… сделали такое с Олегом, – вздохнул Дима, когда они выехали на Ленинградский проспект.

В этом Дима был прав. Если бы кто-то незнакомый так отреагировал на Максима, его бы это не испугало. Но Олег всегда оставался снобом – слишком чопорный, самовлюблённый. Никогда не повышал голос. Никогда не кричал кому-то, стоящему на другом конце аудитории, считал это ниже своего достоинства. На семинарах, зная ответ, не поднимал руки, потому что считал унизительным выпрашивать от преподавателя внимание и соревноваться с другими сокурсниками столь неприглядным способом. А тут кричал так, что с губ срывались капли пенистой слюны.

Люди, с которыми столкнулся Олег, не просто избили его и довели до истерики, но смогли так запугать, что он ушёл из университета не дожидаясь экзаменов и, возможно, согласился потерять целый курс при переводе в МГУ.

– Думаю, денег за свой репортаж ты не получишь, – без улыбки сказал Дима.

Он наконец понял, что история складывалась не такая уж весёлая.

В машине приглушённо заиграл «Рэдиохэд». Потом звук стал более отчётливым – Дима достал телефон из кармана.

Максим, откинув голову в неудобное углубление между подголовниками, прикрыл глаза. Пытался просчитать следующие шаги тех, кто охотился за «Особняком» Берга. Они вполне могли со временем добраться до него. И допросить – так, как допросили Олега. Максиму было нечего им рассказать. Он и сам ничего не знал. Значит, они будут допрашивать долго, с усердием. А потом возьмутся за маму. Максим открыл глаза. Этого он не мог допустить. Решил, что полностью поддержит отчима. От картины нужно было избавиться любым способом. Лучше всего анонимно передать её в какой-нибудь музей.

Том Йорк продолжал настойчиво петь, что мечтает об идеальном теле, об идеальной душе, а Дима отчего-то ждал, не отвечал на звонок.

– Странно, – промолвил он. – Макс.

– Что?

– Это твоя мама.

Максим выпрямился. С подозрением посмотрел на Диму. Потом достал свой смартфон. Разблокировал. Убедился, что пропущенных звонков и сообщений нет. «Мегафон» ловил на все пять полосок.

«Что я здесь делаю, я здесь чужой», – не успокаивался Йорк.

– Ну так ответь, чего ты? – с сомнением отозвалась Аня.

Дима посмотрел на Максима, дождался, пока он кивнёт, будто без его разрешения не мог воспользоваться своим айфоном.

Максим сидел в напряжении. Пытался разобрать, что говорит мама, но слов совсем не было слышно. У Димы динамик всегда работал тихо.

– Да, конечно. Найдём. Да. Нет, правда, ничего страшного.

По ответам не удавалось понять, о чём идёт разговор. Дима не отрываясь смотрел на Максима в зеркало заднего вида. И Максиму это не нравилось.

Аня посматривала на брата. Уже не выглядела такой взволнованной, однако после того, что случилось в квартире Олега, кажется, ждала только плохих новостей.

– Странно, – Дима уставился на потемневший после звонка телефон, затем повернулся и посмотрел на Максима. – Твоя мама… Ну, Екатерина Васильевна спросила, можешь ли ты у нас переночевать.

– Что?

– Сказала, что это ненадолго. Может, пару ночей.

Максим понимал, что Дима не шутит. Дима не умел так шутить. Не умел обманывать с таким серьёзным, растерянным лицом. Обижался, если его разыгрывали, и сам не любил разыгрывать других. Дима говорил правду. Но Максим всё равно спросил:

– Это шутка?

Дима не успел ответить. Теперь в машине заиграли Саймон и Гарфанкел.

Максим чуть не выронил завибрировавший телефон.

На экране высветилась фотография мамы.

Максим не торопился отвечать. Будто хотел насладиться песней, которая так неуместно наполнила салон своим одновременно мягким и задиристым звучанием. Или ждал, что мама передумает и сбросит звонок. Но звонок не прерывался, и на словах «Я построил стены, неприступную крепость» Максим нажал на зелёную кнопку с поднятой трубкой.

– Мам?

Дима смотрел слишком настойчиво. Это раздражало. И Аня теперь перестроилась в правый ряд, совсем снизила скорость и почти не отрывалась от зеркала заднего вида. Все ждали. А Максим слушал. Молча, без вопросов и уточнений. Знал, что сейчас его лицо непроницаемо. Бледная маска, по которой нельзя ничего прочитать.

– Я понял. – Голос остался ровным. Только лёгкое першение в горле, будто Максим надышался дорожной пыли.

– Ну? – нетерпеливо спросил Дима, когда Максим убрал телефон в карман джинсов.

– Останови машину.

– Что? – удивилась Аня.

– Останови машину.

Максим не собирался ничего говорить. Только чувствовал, что спокойствие, с которым он выслушал маму, было шатким – звенящим, как стальные стенки котла, переполненного паром и готового в любой момент взорваться.

– Что случилось-то? – настаивал Дима.

– Останови машину, – процедил Максим.

Умолял себя быть сдержаннее. Не мог с собой совладать. Ему нужно было остаться одному. И всё обдумать. Сейчас же.

– Ма-акс? – протянула Аня.

– Останови! – Максим кулаком ударил по сидению справа.

– Тут нельзя останавливаться. Подожди, я сверну. – Аня сказала это тихо и, кажется, без обиды.

Максиму было всё равно.

Он ненавидел себя, однако не мог говорить и поступать иначе.