Глиняные буквы, плывущие яблоки

Теперь она живет одна в огромном прадедовском доме. Дети к ней не приезжают, а она их, кажется, не сильно и зовет. Чтобы соседская детвора не обирала деревья, она вырубила всё, потом еще и пни подожгла. Я пришел туда, когда она ходила среди дымящихся пней и кашляла. «Яшычка! – обрадовалась мне. – Я построю здесь фитнес-клуб. Современный фитнес-клуб, Яшычка…»

Никаким фитнес-клубом там до сих пор не пахнет. Только пеплом. Соседские дети смотрят на нее из-за забора и пугают ею друг друга.

Незадолго до смерти Яков часа два сидел с Адвокатом. Или не знаю с кем. Вот кого стоило бы разговорить. Но после того он исчез.

Эльвиру тоже найти не удалось. Говорят, она в России. Недавно по ящику показывали какую-то коммунистическую тусовку, камера долго кушала Эльвирино лицо. На Чарвакской плотине, где я побывал, она уже обросла легендами. Рассказывают, как она два раза спасала Ташкент от наводнения.

С Гулиными родителями я встречаться не стал; повидался с ее несостоявшимся мужем. Мирно проговорили целый вечер и расстались с желанием никогда больше не встречаться. Рядом с ним сидела его новая жена и бросала на меня влажные взгляды. С ней я встретился еще один раз. Попили кофе в «Демире», поносились по ночному городу. Через пару дней я потерял ее телефон и почувствовал облегчение.

Что касается Летаргария, то такого места в Ташкенте не оказалось. Ни за Октепе, нигде. Хотя во время поисков я нашел несколько очень похожих больниц, с теми же запахами и лицами. В одной даже потребовали оплатить какой-то сон со свадьбой и службой в налоговых органах.

Закругляюсь. Повесть дописана, память моя опять пуста, и даже Гуля, о которой я думал всё время, пока писал, теперь отдалилась. Хотя не знаю. До сих пор, когда слышу в городе имя Гуля, вздрагиваю и вспоминаю, как мы идем по высохшему дну Чарвака.

И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари; и, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня. И сказал: как имя твое? Он сказал: Иаков.

…И нарек Иаков имя месту тому: Пенуэль; ибо, говорил он, я видел Бога лицом к лицу, и сохранилась душа моя.

Ты здесь? Ты здесь?..

2009

Год Барана

Несколько лет назад из Бухары ехала «нексия». Лето, вечер, дорога идет через пустыню, жара неохотно спадает. В машине шофер и четыре клиента, которых он подобрал в Бухаре и теперь везет в Ургенч со средней скоростью 110 км/ч, кроме тех случаев, когда нужно объезжать барханы, наплывшие на асфальт. Тогда он сбавляет скорость до 80 и цокает языком.

Рядом с шофером сидит начальник. Внешность такая, начальника. За внешность и посадили вперед, или сам сел, никто уже не помнит, жарко. Москвич, почему-то подумали про него в машине, непонятно почему. Пока солнце висело над горизонтом, Москвич щурился и отворачивался от окна. Из окна свистит ветер, вначале горячий, потом, когда солнце упало в пески, теплый, прохладнее, вначале хорошо, потом даже холодно. Москвич высовывал руку, ветер играл с его ладонью, толкая назад, точно пытаясь отделить от тела. Москвич согнулся к наружному зеркальцу и высунул язык.

Сзади, склеившись бедрами, сидят еще трое. Две женщины и мужчина.

Одна женщина спит, другая глядит в окно. Внимательно глядит. Обручальное кольцо на пальце – просто перстень, повернутый камешком внутрь. Некоторые так делают, когда не хотят, чтобы к ним приставали.

Что это не кольцо, успевает заметить сосед рядом, по внешности казах или кореец. Он всё замечает. И высунутый язык впереди в зеркальце, и перевернутый перстень. Наблюдает, как хлопковые поля и дома исчезли, тутовник сменился саксаулом. Наблюдает за рукой, торчащей из машины. Стемнело, пилить еще часа четыре.

– Музыка есть? – спрашивает.

Водитель мотает головой.

– А радио?

– Пустыня!

– Пустыня. Хорошо, а волки – волки здесь бывают?

– Лисы есть.

– А кобры?

– Наоборот!

– А еще кто?

– Суслики… А сами откуда? – спрашивает, в свою очередь, водитель.

– Из Ташкента.

– Понятно. У меня там родственники. А вы откуда?

– А это что за памятник? – снова мужчина сзади.

Что-то белое пронеслось в окне.

– В этом месте террористы автобус захватили. В девяносто девятом, кажется.

– С пассажирами?

– Ну.

– А что пассажиры?

– Все. Когда захват. Сначала снайпер с вертолета – водителя, чтобы не ехал, куда те приказывали. Потом захват, ну и все того.

– Да… – голос женщины. – Ехали люди и дети, и случилось.

– Я думаю, правильно сделали, – говорит водитель. – Пусть террорист знает. Раз вы так, мы – тоже так. Автобус потом в песок закопали, такая история. И крови внутри много, и остального…

– Остановите!

Это снова женщина с «кольцом».

– Что?

– Остановите, пожалуйста, выйти нужно.

Полусогнувшись, пошла к барханам.

– Нервная, – сказал водитель. – Желудок. Или еще что-то.

Кореец не ответил. Мнется возле машины: закурить – нет?

Пустыня, незаметная во всем объеме из машины, охватила его. Он оглядывается.

– Звук…

– Песок остывает.

– Пойду тоже.