В-третьих, отличия, выдаваемые за «цивилизационные», т.е. присутствующие на протяжении столетий у практически всех представителей той или иной цивилизации, как правило, наиболее заметны в добуржу-азных социумах и/или социумах, сохраняющих значительные пережитки добуржуазных отношений. Последние, как мы показали выше, характеризуются (1) высоким уровнем зависимости всех сфер общественной жизни от особенностей природной среды и (2) сращенностью социальноэкономических и внеэкономических (прежде всего религиозных) сфер. Поскольку именно (1) и (2) обычно считается главными «цивилизационными» признаками, постольку для таких социумов легко находятся «цивилизационные» различия, на самом деле являющиеся различиями разных типов добуржуазных социумов, находящихся, к тому же, на разных стадиях своего общественно-исторического развития. В этом контексте понятно, почему «цивилизационные» различия наиболее типичны для относительно изолированных империй-«долгожителей» (Китай, Российская империя и т.п.): именно в них консервация специфических (в силу особенностей природной среды, культурных традиций и т.п.) добуржу-азных общественно-экономических систем стала мощным основанием для формирования особых «цивилизаций».
В отличие от социумов, сохраняющих мощные добуржуазные (особенно державно-имперские) черты, общественно-экономические системы, столетиями успешно развивающиеся по капиталистической траектории, сформировали строго выводящиеся из исследования системы производственных отношений капитализма формы общественного сознания и личностного бытия, выдаваемые ныне за атрибуты «западной цивилизации». Неслучайно поэтому, что по мере включения в рыночнокапиталистическую жизнь и русские, и китайцы, и иные народы постепенно все более становятся похожи на американцев. Можно поспорить, что после 200-300 лет капиталистического бытия китайцы будут отличаться от североамериканцев не больше, чем англичане.
В-четвертых, сформулированный выше закон-тенденция относительной инерционности «цивилизационных» параметров (типа личности, общественного сознания) вкупе с законом неравномерности социальноэкономического развития (в частности, консервацией отсталых добур-жуазных форм на «периферии») позволяют показать, почему в современном мире столь велики различия «цивилизаций», являющиеся в большинстве случаев различиями разнообразных полуфеодальных экс-империй на «периферии» и позднекапиталистических социумов в «центре».
Сказанное позволяет сделать вывод: методология «цивилизационного подхода», ориентированная на поиск абстрактно-общих и как правило трансцендентальных и трансцендентных, т.е. непознаваемых и данных свыше, черт неких социумов оказывается необходима для решения по преимуществу двух задач.
Первая - обоснование правомерности ограничения историкофилософских исследований позитивистским накоплением фактов плюс их первичной систематизацией и/или постмодернистской трактовкой контекстов исторических текстов.
Вторая - методолого-теоретическое обоснование якобы «естественных» преимуществ одной из цивилизаций (как правило той, за работу в рамках которой исследователь получает гонорары): то ли универсальных и всеобщих ценностей «европейской цивилизации» (читай: стандартов позднего капитализма), то ли богоданности «джихада», то ли предопределенности российского консерватизма с его культом «православия, самодержавия, народности».
Второй вариант, как правило, оборачивается теоретико-идеологическими трендами, в подавляющем большинстве случаев востребованными реакционными общественными силами. Исключение могут составлять разве что идеологи национально-освободительных и аналогичных им движений.
Авторы, решающие первую задачу, могут, как мы писали выше, давать очень ценные первичные обобщения значительного исторического материала, который в случае его очищения от выводов, основанных на обобщении превратных форм социально-исторического бытия, может быть чрезвычайно полезен исследователю закономерностей общественноисторического процесса.
Российским авторам, размышляющим о соотношении цивилизационного подхода и философии истории марксизма, просто нельзя оставить в стороне проблемы самоидентификации нашего социума. Вопрос «Что есть Россия?» - это прежде всего великий и мучительный вопрос самих россиян. Но не только россиян.
Поиск ответа на вопрос «Что есть Россия?» долог. Труден. Мучителен. Драматичен. Подчас трагичен. Иным кажется бессмысленным.