С одной стороны, economics (и даже новый институционализм) по сути дела заимствовал классическое политэкономическое определение основного хозяйствующего субъекта рыночной экономики: (1) обособленный владелец товара (в развитом виде - капитала), целью которого
(2) является максимизация прибыли и для которого (3) характерны планомерные внутренние и конкурентно-рыночные внешние связи. Все три пункта восходят к классическим предшественникам Маркса и развиты в «Капитале». Неоклассика воспроизводит (только несколько иными словами) и первое, и второе, и третье (в последнем особенно преуспел новый институционализм, который «открыл», что фирма - это система, в рамках которой нерыночные связи эффективнее рыночных, повторив на новый лад старый добрый вывод «Капитала» о внутрифирменной планомерности).
С другой стороны, политэкономический подход к трактовке первичного хозяйственного звена шире и глубже. Шире, ибо он предполагает выделение такого звена в разных экономических системах. Так, в эпоху до-индустриального феодализма первичным звеном были поместье, крестьянская община; раннего капитализма - простая капиталистическая кооперация; развитого индустриального капитализма - капиталистическая фабрика; постиндустриальной системы - капитал-сеть и т.д. Глубже, ибо в политэкономии специально анализируется различие технологических основ первичного звена (на что мы указали выше), его социально-экономической формы (скажем, при капитализме она эволюционирует от мелкого товаропроизводителя до транснациональной корпорации) и юридического оформления. Наконец, для политэкономии «фирма» - это ячейка, в которой отражаются (как океан в капле воды) все производственные отношения той или иной экономической системы (последнее отчасти характерно для близких к политэкономии направлений - классического институционализма и экономической социологии).
Вот почему вопрос о трактовке практически всех экономических категорий поставит перед нами те же задачи-проблемы различения и сопряжения их смыслов и места в науке.
И все это в конечном счете потребует ответа на ключевые вопросы:
• что и для чего изучают эти науки;
• кем поставленные задачи решают и на чьи вызовы отвечают, чьи интересы лежат в основе «социального заказа», реализуемого исследователями;
• что, как и почему они (вследствие этого) рекомендуют экономическим акторам, и каким именно акторам в первую очередь: потребителю? бизнесу? профсоюзу? государству? партии (правой? центристской? левой?) НПО? социальным движениям?,
Так мы вновь (надеемся, что на новом витке исследования) вернулись к выводу одного из предыдущих подразделов: практика как деятельность общественного человека, творящего историю, гораздо шире, чем бизнес в стабильном буржуазном обществе. Этот тезис позволяет нам продолжить сравнительный анализ economics и политической экономии.
А продолжим мы его апелляцией к банальному положению: признаем ли мы, что мир качественно изменчив и что эти изменения особенно интенсивно происходят в последние десятилетия (постиндустриальная революция, обострение глобальных проблем, рождение и распад «реального социализма»), что чем дальше, тем больше именно они будут определять передний край нашей общественной практики, а значит, и теории; признаем ли мы, что мир глобален и его социально-экономическая жизнь несводима к функционированию рынка; более того, признаем ли мы, что необходимая для практики в широком смысле слова политикоэкономическая теория несводима к узкому кругу выводов, используемых economics? Если мы признаем все это, а также примем во внимание сформулированные выше различия политической экономии и economics, то мы сможем сформулировать весьма важные методологические гипотезы, показывающие спектр проблемных полей, которые economics не охватывает вообще или рассматривает, заимствуя багаж политической экономии, причем заимствуя поверхностно, неполно и без указания на первоисточник. Этот спектр будет прямо корреспондировать с выделенной выше спецификой предмета и метода постклас-сической политэкономии и economics.
1. «По ту сторону» economics, по сути дела, остаются все вопросы исследования нерыночных экономических систем и нерыночных экономических отношений; эта теория «рыночноцентрична»; все, что не-рынок, для нее не существует, или истолковывается по принципу «рыноч-ноподобия», или оценивается как провалы рынка, которые должны быть сведены к минимуму259
.2. Даже если абстрагироваться от нерыночных систем, economics принципиально не исследует рынок (мы бы сказали, систему товарных, в частности, капиталистических отношений) как исторически-конкретную, т.е. возникающую и преходящую систему. В его рамках просто нет достаточных методологических и теоретических оснований для такого исследования.