Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 1

В университетах (в одних меньше, в других больше) сохраняют, а иногда и поддерживают круг исследователей, занятых именно «большими нарративами» и увлекающих ими странных студентов, готовых плыть против течения и искать истину, несмотря на провозглашенное постмодернизмом ее отсутствие. В академической среде и маленьких ВТК находятся творцы новых фундаментальных теорий и мир раньше или позже понимает, как он был неправ, не обращая внимания на их творческую деятельность. Художник создает феномены культуры, которые вопреки рынку становятся всеобщим достоянием, и рынок затем вдогонку несется за ними, стремясь компенсировать опоздание пошлыми восторгами высоких цен.

Впрочем, альтернативы среде, формирующей постмодернизм, мы пока оставим в стороне.

Достаточно закономерно, что неизбежным и логичным следствием не-методологических дискурсов постмодернизма становится отрицание «больших нарративов» - новое обозначение концептуального безразличия, имеющего свое идейное оформление в лозунге «деидеологизации», известном нашим соотечественникам еще по горбачевской эпохе.

Впрочем, здесь все не так просто. Появившись примерно в период кризиса и социал-демократической, и советской систем (символичными точками отсчета здесь можно считать «Пражскую весну» и «Парижский май» 1968 года), отказ от больших нарративов неслучайно стал едва ли не монопольно господствующей парадигмой в конце 80-х гг. прошлого века - в период распада так называемой «Мировой социалистической системы» и прозвучавшего на весь мир лозунга «конца истории»¹³⁷

. Именно в эти десятилетия возникло неслучайное ощущение «конца» мощных, имеющих историческую традицию и идеологическое оформление идейных течений, имеющих достаточно разработанные методолого-философ-ские основания.

Почему?

Как минимум по двум причинам.

Первая выглядит очевидной: вместе с берлинской стеной рухнула поддерживавшаяся едва ли не третью интеллектуалов мира марксистская философская, методологическая, идеологическая парадигма¹³⁸.

Вторая причина едва ли не анекдотична. Если верить склонной к симулякрам постмодернистской саморефлексии, то получается, что вместе с якобы рухнувшей марксистской парадигмой как бы рухнули и все остальные общественно-научные парадигмы, существовавшие как таковые только потому, что они противопоставляли себя марксизму. Постмодернизм «доказал», что сами по себе немарксистские общественнонаучные парадигмы оказались (опять же по их собственному мнению!). ничем. И постмодернисты с радостью это подтвердили, провозгласив конец больших нарративов, ибо в глубине души подозревали, что на протяжении всего ХХ века таковыми их теории и не были.

Самое смешное, что здесь мы будем вынуждены поспорить с этими интеллектуальными самоубийцами. Позитивизм, прагматизм и их производные были и остаются «большими нарративами», в методологическом поле которых живет по-прежнему большая часть ученых, работающих в сфере общественных наук. Если говорить о социальных парадигмах, то и либерализм в его современной американской протоимперской или, в лучшем случае, европейской социал-либеральной разновидности остается «большим нарративом». Именно они определяют реальные социополитические и идеологические ценности значительной части интеллектуалов. Покончив раз и навсегда со всеми большими нарративами и проведя полную деконструкцию всего экзистенциального мира, интеллектуалы -мы готовы спорить - забудут обо всех этих установках, если кто-нибудь вздумает выйти за рамки «большого нарратива» по имени «неприкосновенность частной собственности», или покусится на их гонорар. Впрочем, это уже иной «дискурс».

Есть, однако, и другой тип постмодерниста - интеллектуал, выросший из критически-левой среды и отрицающий «большие нарративы» по иным причинам. Главным образом, это сознательное или бессознательное разочарование [после коллапса Советского Союза] в большом нарративе «социализм». И это разочарование было столь значимым и столь глубоким, что пережившие его интеллектуалы оказались не способны более к обретению какого-либо нового нарратива. Это их собственное теоретико-методологическое бесплодие востребовало, однако, некое «фундаментальное» основание, создающее предпосылки для интеллектуального самооправдания их собственной пустоты. Легко догадаться, что самым «мощным» обоснованием собственного отказа

^ развиваться и весьма интенсивно. Мы не раз высказывали свою позицию по этому мнению в печати (см: Бузгалин А.В., Колганов А.И. Нужен ли нам либеральный марксизм? // Вопросы экономики. 2004.№ 7; Бузгалин А.В., Колганов А.И. Политическая экономия постсоветского марксизма // Вопросы экономики. 2005. № 9; Бузгалин А.В., Колганов А.И. «Капитал» в XXI веке: pro et contra // Вопросы экономики. 2007. № 9) и в начале этой книги, как заметил читатель, вновь постарались доказать актуальность постоянно обновляемого марксизма.

от какой-либо сознательно выбранной и отстаиваемой в теории (а желательно еще и на практике, в каждодневной жизни) парадигмы выступает тезис о смерти парадигм и «больших» теорий вообще.