Наиболее жесткое проявление деконструкции - эпатирующее стремление Делеза к тому, что мы бы назвали «охулением» всех предшествен-ников-философов, стало установкой деконструкции как не отрицания и даже не разрушения, а хулы. Причем хулы иезуитской, осуществляемой путем выворачивания наизнанку собственных смыслов автора. Над предшественниками осуществляется не просто насилие: их искусственно, при помощи интеллектуальной симуляции, превращают в соучастников раз-вращающе-деконструирующей игры. Делез иницирует не просто насилие над содержанием. Он вовлекает и насилуемого предшественника, и чита-теля-современника в интеллектуальный разврат, симулирующий активное соучастие насилуемого в этом процессе и через это превращающий объект насилия (предшествующую философию) в такого же развратника-симу-лянта, как и подвергающий эту философию атаке постмодернист.
Постмодернистская деконструкция - это именно насильственное вовлечение и предшественников, и современников, и будущих читателей
^ «В наши дни произведение исполняет один лишь критик - как палач исполняет приговор» (БартР. От произведения к тексту // Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Пер. с фр. М.: Прогресс, Универс, 1994. С. 421-422).
1
«Рассуждая о судьбе философии в эпоху постсовременности, Зигмунд Бауман отмечал, что философской парадигмой, наиболее адекватной этой эпохе, является герменевтика как философия понимания, пытающаяся переводить некоторую культурную реальность с языка одной культуры на язык другой. Бауман даже говорит, что герменевтика ведет за собой ситуацию» (Терещенко Н.А., Шатунова Т.М. Постмодерн как ситуация философствования. СПб.: Алетейя, 2003. С. 49; Бауман З. Философские связи и влечения постмодернистской социологии // Вопросы социологии. 1992. № 2. С. 15).2
«Научное знание - это вид дискурса. Поэтому можно сказать, что на протяжении сорока лет так называемые передовые науки и техники имеют дело с языком: фонология и лингвистические теории, проблемы коммуникации и кибернетика, современные алгебры и информатика, вычислительные машины и их языки, проблемы языковых переводов и исследование совместимости машинных языков, проблемы сохранения в памяти и банки данных, телематика и разработка “мыслящих” терминалов, парадоксологи -вот явные свидетельства и список этот не исчерпан» (Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. СПб.: Алетейя, 1998. С. 15-16).3
«.нужно перестать подчинять язык и имя в языке (впрочем, находится ли имя, имя собственное или имя истинное в языке, и что означает такое включение?) какому бы то ни было обобщению, изображению или топологической схеме» (ДерридаЖ. Кроме имени. М., 1993. С. 101).в насилие-разврат, только интеллектуальный. Но от этого еще более грязный.
Не верите? Прочитайте внимательно широко цитируемый отрывок Делеза (его неслучайно воспроизводит не раз упоминавшийся В. Ку-тырев, но последний не делает столь жестких выводов, сколь мы): «В то время меня не покидало ощущение, - признается Делез в своем отношении к предшественникам, - что история философии - это некий вид извращенного совокупления или, что тоже самое, непорочного зачатия и тогда я вообразил себя подходящим к автору сзади и дарующим ему ребенка, но так, чтобы это был именно его ребенок, который притом оказался бы еще чудовищем. Очень важно, чтобы ребенок был его, поскольку необходимо, чтобы автор в самом деле говорил то, что я его заставляю говорить»141
.Интенции Делеза - это насилие, ибо все содержание философии подвергается разрушению. Разрушается онтология и гносеология. Истина и системное знание. Субъект и объективная реальность (первый заменяется симулирующим действие игроком-актором, вторая - несмысловым нечто, равнозначным чепухе - нонсенсом).
Более того, это именно насильственное вовлечение в интеллектуальный разврат, ибо в цитируемом отрывке есть и еще один чудовищный аспект деконструкции: стремление не просто насильственно, но и противоестественным образом («сзади» - симулируя соединение) заставить предшественника самого как бы породить как бы своего ребенка (опять симулякры) в результате (NB!) насилия-надругательства и с тем, чтобы этот ребенок стал смертью родителя - чудовищем, де-конструируирующим породившую его теорию («усатая Джоконда» -пример Делеза).
В результате все достижения человеческой мысли в этой процедуре деконструкции превращаются в гнусности интеллектуального импотента, симулирующего философствование в силу неспособности к продуцированию знания. Символично в этой связи и стремление значительной части художников-постмодернистов к эстетической деконструкции с патологическим тяготением ко всяческой грязи, разврату и т.п. Они как бы низводят высшую тему искусства - Любовь - до пошлости извращений или банальности мастурбации (Деррида), патологически боясь этого чувства в его культурно-гуманистическом величии вследствие своей неспособности Любить, так как же как их философствующий собрат патологически боится поиска истины вследствие своей неспособности Познавать.