судебной практике, музыку, литературу и живопись у нас в семье любили все. Помню, уже в
Петербурге мы с Колей сделали два больших альбома иллюстраций к сочинениям Гоголя. Папа писал
маслом пейзажи, а маме очень хорошо удавались портреты углем и пейзажные акварели. Володя
рисовал, конечно, только море и корабли...
По субботам у нас обыкновенно устраивались семейные литературно-музыкальные вечера. По
очереди читали стихи под музыку мамы — она сама подбирала мелодию и аккомпанировала на
фортепьяно. В репертуаре были Гёте, Мицкевич, Жуковский, Шевченко, Некрасов, Лермонтов,
Пушкин, Алексей Толстой. Папа особенно замечательно читал «Гайдамаков» и «Мцыри». Мы тогда
гасили свет и слушали, затаив дыхание...»
Нагурдану нравится, что в далекой России их
Маклан тоже считают «своим»...
Позже, когда Николай Ильич умер, музыку и живопись Екатерине Семеновне пришлось сменить
на картографию. У доктора Беккера было четыре дочери и два сына, поэтому, хоть он и считался
человеком состоятельным, каждому из шести его наследников больших капиталов не досталось.
Осиротевшей семье старались, правда, помогать Шатковские, но много дать они тоже не могли.
Похоронив мужа, Екатерина Семеновна была вынуждена зарабатывать на жизнь разрисовкой
географических карт и школьных атласов. Судя по тому, что к пятидесяти годам у нее мучительно
начали болеть глаза, работать ей приходилось немало. Легко ли одной вырастить и выучить пятерых
детей!
Остается сказать еще, что Шатковские находились в родстве с Мицкевичами, а Беккеры вели свой
род от общего корня с Иоганном Гёте. Поэтому Мицкевич и Гёте для Маклая были не только поэты...
* * *
Необычная фамилия Миклухо-Маклая многих удивляла, и люди часто спрашивали, какой он
национальности. Такой же вопрос в марте 1884 года задал ученому корреспондент австралийской
газеты «Сидней морнинг геральд».
Рассказав журналисту о происхождении своих родителей, Николай Николаевич потом сказал:
Моя особа представляет собой живой пример того, как благополучно соединились три извечно
враждовавшие силы. Жаркая кровь запорожцев мирно слилась с кровью их, казалось, непримиримых
гордых врагов ляхов, разбавленной кровью холодных германцев. Чего в этом коктейле больше или
какая из его составных частей во мне наиболее значительная, судить было бы опрометчиво и вряд ли
возможно. Я очень люблю родину моего отца Украину, но эта любовь не умаляет моего уважения к
двум отечествам родителей моей матери — Германии и Польше.
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идет на бой!
Разве эти слова «холодного» германца не зажигают сердца? А вот «надменный» лях:
Други, в бой! И строем согласным
Всю планету вкруг опояшем!
Пусть пылает в единстве нашем
Мысль и сердце пламенем ясным!
Я не думаю, что какой-то из трех наций, составивших мою особу, мне следует отдать
предпочтение. Кровные узы я, конечно, признаю и отношусь к ним, насколько мне кажется, с
должным уважением, но состав крови, на мой взгляд, не определяет национальность. Важно, где, кем
и на каких идеалах воспитан человек. Если вы возьмете малайского ребенка и воспитаете его в
английской семье и среди англичан, разве он останется малайцем? У него сохранятся только
антропологические черты, то есть внешность малайца, но образ мышления, вкусы и запросы будут
совершенно английские, и потому по духу этот человек будет англичанин.
Весь вопрос в том, что называть национальностью, биологическое начало или духовное
содержание человека. Лично я склонен думать, что решающее значение имеет духовное содержание.
Деды основателя русской антропологии академика Бэра происходили из Германии и Швеции, но, однако
же, по образу жизни и всему своему содержанию он был человеком положительно русским и отечеством
своим почитал Россию. Точно так же имя мое и дело мое принадлежат России. Корреспондент
спрашивает:
— Если мне не изменяет память и я правильно вас понял, в интервью газете «Трибюн» вы недавно
сказали, что исследователь, посвятивший свою жизнь служению идее равенства всех наций и рас, должен
обрести в себе чувство гражданина мира и сына человечества, не так ли?
— Все зависит от того, какую вы ставите перед собой цель: что-то опровергнуть или доказать. Ваше
изначальное намерение предопределит, а разум определит и необходимыми случаю фактами подтвердит
конечный результат. Но будет ли это истина? Нет, даже будучи как будто очевидной. Потому нет, что
истина никогда не бывает однозначной. Если вы смотрите на дерево, оно кажется вам реальным и вос-
принимается как очевидная истина. Но это только часть истины, а не вся истина, и значит, вообще не
истина, так как большая или малая часть чего-то не может представлять собой нечто целое в его закон-