Глубина

«…Все навязчивее, сильнее и мучительнее становилась мысль, что сам он, лейтенант, явился соучастником убийства и сокрытия его. С каждым днем обвинение это против самого себя делалось четче, и вот уже лейтенант из соучастника превратился в главного убийцу. Сержант и стрелок отпали, как незначительные лица, чьими действиями косвенно или прямо управлял лейтенант.

То, что вначале казалось ему блестящим выходом из положения, наполнилось теперь страшным смыслом. Он понял, что все это сделал угнетенный, подавленный животным страхом. Страх. Для лейтенанта страх был тюрьмой, и, как бы ни уверял он себя, что со временем ее стены рухнут, она становилась все удушливее.

Он молил бога, чтобы беглец вдруг не взялся за старое дело или внезапно умер от болезни — и при этом лейтенант думал не столько о нем, сколько о себе. Если тот попадется или умрет и личность его будет установлена? И потому лейтенант так горячо желал, чтобы тот переменился в лучшую сторону, жил незаметно, тихо. Он невесело усмехался, замечая, как на рыхлой, унавоженной страхом за личную безопасность почве взращивает в себе идеалиста.

Перед Новым годом его еще несколько раз видели стоящего перед сугробом и рисующего линии. Потом он с неожиданной настойчивостью попросился в отпуск и добился разрешения иметь при себе огнестрельное оружие…»

7

— Ты знал кого-нибудь из их брата?

— Не приходилось…

— Как же теперь дальше?

— Не знаю…

Стас и Анатоль лежали на койках после лыжной вылазки, мокрые. Ашот брился в умывальной комнате, и я видел, как лезвие со скрежетом ходило по его жесткой щеке. Когда пан Анатоль сказал «не знаю», Ашот порезался и повернул разгневанное лицо в нашу сторону.

— Я приехал сюда развлечься! — крикнул он в комнату. — И не хочу изображать никого!..

— Развлекайся, — сказал ему Анатоль спокойно. — Кто тебя держит…

— Эти твои идиотские штучки…

— Могу ли я обижаться на лягнувшего меня осла!

Ашот выбежал из умывалки, открыл платяной шкаф. Его костюм, пальто и сорочки висели там, он их кинул на койку.

— Я пойду к директору! Скажу, что все это — блеф. И не хочу жить в одной комнате с психами!

— Заказать билет в Астрахань? — спросил его Стас.

— Тебе тоже надо показаться врачу! — Ашот впихнул шмотки в чемодан, надел пальто.

— У меня есть личный врач, — сказал Стас.

— Вот и сходи с ума вместе с ним.

Он шагнул через порог, и тогда я крикнул ему вслед:

— Если по пути увидишь зеркало — загляни!

Ашот словно споткнулся.

Он завернул в умывалку и застыл перед зеркалом: левая щека его была чисто выбрита, правая осталась нетронутой, и на ней еще висели хлопья мыльной пены. Он с минуту потоптался возле зеркала, затем швырнул чемодан на койку, снял пальто.

— С вами сам станешь психом… — сказал он.

Кто-то хлопнул входной дверью, в холле раздались торопливые шаги.

Анатоль и Стас повскакали с коек. Было восемь часов вечера, и мы никого не ждали.

А это пришла Лена. В кофточке и юбочке, черные туфли облеплены снегом. Рожица смешно вытянулась, глаза видят только Анатоля, как будто нас вовсе нет.

— Там Светка… — сказала она. — У нее с сердцем…

И мы поняли, что это очень серьезно.

Поэтому все уставились на Анатоля. И он на наших глазах превращался во врача, получившего срочный вызов к больному. Обычно прямой, элегантный Анатоль сейчас чуточку сгорбился. Открыв свой чемодан, он привычно засучил рукава и достал со дна дорожную аптечку.

— Здесь где-то обитает медсестра… — сказал он.

— Уехала в Большой театр, — сказала Лена и всхлипнула.

— А это еще что? — прикрикнул на нее Анатоль, направляясь к двери. — А вы что уставились? — это уже нам, через плечо. — Найдите ей что-нибудь потеплее!..