Глубина

Морозы все крепчали, тепла в батарее хватало только ей самой, чтобы не заиндеветь. Ашот дважды собирал вещи, просил Стаса позвонить во Внуково и заказать ему билет в Астрахань. Каждый раз, когда Ашот, сложив вещи, запирал чемодан, Стас медленно раздевался и, оставаясь в одних трусах, выходил на прогулку вокруг павильона. Ашот дышал на стекло, и через мутное отверстие мы смотрели, как Стас блаженствует, умываясь снегом.

Но нам уже не хотелось ни зрелищ, ни хлеба — если бы не Стас, который таскал обед из главного корпуса, мы бы умерли с голоду.

Вечерами мы лежали, глядя на звездный потолок, Ашот слабым голосом сообщал, что видит Большую Медведицу, но куда-то исчезло созвездие Гончих Псов, и мы сочувственно стонали.

На третий день утром в нашу берлогу вбежал замдиректора дома отдыха, у него был кающийся вид.

— Почему вы сразу не пришли, не сказали, — обратился он к Анатолю, вернее, к его носу и очкам, торчащим из-под одеяла. — Я бы освободил для вас любую комнату в главном корпусе…

— Вы узнали обо всем из неофициальных источников, Павел Спиридонович, — сказал на это Анатоль. — Если бы я к вам зашел, это было бы нарушением некоторых… сами понимаете.

— Разумеется, понимаю… Через полчаса комнату приберут, а вы пока собирайтесь.

— А есть ли смысл? — приподнялся Анатоль. — Для нас более удобного места, чем эта комната, не придумать… Изолирована, никто не мешает вести свои разговоры…

— Понимаю, понимаю…

— Только нужно тепло…

— Ну, что ж, сейчас кинем все силы, — замдиректора окинул нас почтительным взглядом, переглянулся с Анатолем и многозначительно улыбнулся.

Потом прибежали из котельной два молокососа, застучали ключами, и к потолку брызнула струя горячей воды.

— Что это все значит? — спросил я Анатоля, имея в виду не плотный белый пар, наполнивший комнату, а то, что стояло за всей этой суетой.

— Сказка, — ответил он и засопел.

Часа два наша батарея звенела, булькала, сипела, и по комнате разлилось тепло, с подоконников потекли ручьи — мы пережили ледниковый период. Мы зашевелились, заговорили, бросились искать утюг: погладить черные пары, в которых спали.

И обедать отправились все вместе, чин чином, только слегка скованные и дикие после анабиозного состояния. Поэтому мимо девушек, стоявших в вестибюле и рассматривавших нас чересчур откровенно, мы прошли как бесчувственные остолопы, один Анатоль сиял и раскланивался.

Едва мы уселись за стол, приплыла пухленькая дежурная по столовой.

— Если что-нибудь не нравится, говорите прямо мне, — проворковала она. — Я предупредила поваров, они постараются…

Кажется, на этот раз был несколько растерян и Анатоль, но он быстро пришел в себя и сказал:

— Они не очень избалованы хорошей кухней, но в случае надобности…

— Да, да. Обязательно! Приятного аппетита! — дежурная ушла, а мы остались сидеть, ощущая на спинах изучающие взгляды.

— С меня хватит! — сказал я, глядя в упор на Анатоля. — Не подозревал, что ты еще обладаешь талантом комедийного режиссера…

— Этот мороз, — сказал пан Анатоль, хлебая суп с осетриной. — И этот Жора…

— Я понял, что мы — это не просто мы, — сказал Стас.

— Умница, — похвалил его Анатоль. — Кто захочет меня бить, пусть делает это в берлоге… А сейчас вы все трое — атомники. Где-то в пункте А или в пункте Б (это не имеет значения) вы рвете атомные бомбы… Ты что?! Нехорошо бить ногой, Серега!.. Вы совершенствуете могучее оружие современности, все получили приличную дозу гамма-лучей, скоро, лет через пяток — хана… У вас был выбор: Гагра, Карловы Вары, Золотые Пески… А предпочли скромное Подмосковье — березки, сугробы, морозы… И малютки, которых вы видели в коридоре, об этом знают…

— Все остальное — сарафанное радио, — заключил Ашот.

— Умница, — сказал Анатоль.

— Мне что-то расхотелось жрать! — сказал я и отодвинул жареную курицу.

— Не сметь! — скомандовал Анатоль. — Я ваш личный врач и веду за вами круглосуточное наблюдение…

— Круглосуточное?! — переспросил Ашот, его густые черные брови сошлись у переносицы.

— По вопросам любви будет дан дополнительный инструктаж, — отрезал пан Анатоль.

После этого и Ашот отодвинул курицу.

6

Дед появился нежданно-негаданно. Ашот, пробовавший транзистором поймать сигналы искусственного спутника, убавил громкость и крикнул нам из холла:

— Эй, артисты, к нам Дед-Мороз стучится!..

Когда я вошел, Дед уже стоял в холле, стряхивая с шапки снег. Я подумал, что он шапку все время держал в руке и потому голова тоже белая. Такой он был седой. Он был высок, но я поднял его и закружил.

— Ой-ой-ой, рассыплюсь, — тихо засмеялся он. — Ты бы сначала спросил, как я тебя разыскал, скитальца этакого…

Дышал он с хрипом, как старый курильщик.

Пора было на ужин, и мы потащили Деда с собой в столовую. И там сразу зашушукались — Дед тянул внешностью по крайней мере на доктора физико-математических наук. Дежурная по столовой так и сияла, глядя, как он ест сырники, запивая их чаем. В бильярдной он выиграл четыре партии подряд, и мы чинно покинули главный корпус.