Глубынь-городок. Заноза

Снова сел за руль своего «ГАЗ-69», повел по колеям, про которые райкомовский шофер говорил: встанет человек — и по плечи. И ничего: мягко ведет по этим колеям, почти не трясет. Встретил агрономшу, притормозил.

— Не хотят трактористы переходить с льнотеребилки на картофелекомбайн, — пожаловалась она. — Так и говорят: не уйдем.

Гвоздев не отозвался. Заговорили про другое: стадо гонят в Сердоболь в «Заготскот», так Иван Андреевич просит еще одного человека в погонщики.

— Да нет, и двое доведут, — говорит Гвоздев, поглядывая на небо.

Подходит животновод Иван Андреевич. Это любопытная фигура — Павел слышал о нем уже раньше. Молодой человек, невысокий, светловолосый, в ловко и даже щеголевато подогнанном офицерском обмундировании. В колхозе работает недавно, с августа. До этого учился в Москве, в военной академии, но их курс расформировался. Сначала он наезжал к Гвоздеву просто так, из интереса, а потом застрял. Райком уже поглядывал на него как на будущего выдвиженца, на «свой кадр». Но ни Гвоздев, ни Иван Андреевич не торопятся. Молодой офицер понял, что земляную академию лучше всего проходить у Гвоздева, а не скакать через курсы, как через ступени.

— Одна буренка все норовит в сторону, — говорит он сейчас Гвоздеву.

— Это только по деревне, а потом смирно пойдет — куда денется?

— Неспокойная очень, всех, боюсь, переполошит.

— Переведут через переезд, утихнет.

Павел не заметил даже, как кончился спор, если это был спор. Они тронулись дальше.

— Трактора бы нам, — сказал вдруг Гвоздев, — чтоб не кланяться ни МТС, никому. Доверия, что ли, до сих пор крестьянину, колхозам нету? Не пойму.

На строящейся конюшне густо лежала щепа. По потолочному настилу топали сапоги строителей. Маляр красил рамы модной здесь красно-бурой, «печеночной» краской.

— Ничего не надо? — спрашивает Гвоздев, задирая голову.

— Ничего пока, Иван Александрович, — отвечают ему с потолка.

— Гвоздей хватает?

— Гвоздей, пожалуй, надо.

— Семидесятимиллиметровых?

— Семидесяток.

— Килограмм?

— Килограммчик.

Дальше они приостановились в зарослях мелкого, но густого лозняка с одиночными березками. На мокрой дороге валялась зелено-голубая ленточка неба. Гвоздев с досадой поглядел на путаницу голых ветвей.

— А ведь эта земля тоже числится в севообороте. Своими силами мы ее выкорчевать не можем. Даже если пройдет кусторез, кто подбирать за ним станет? Людей мало, они на другое нужны.

Заговорили о севооборотах.

— Да нет их у нас и не заведем никак. А доход от льна временный, ведь сейчас государство платит повышенную цену. Он нам и нужен, чтоб подняться. Пришел я в колхоз, доход был минус шестьдесят пять тысяч, нищета. А вот теперь закончим животноводческие постройки и наляжем на животноводство. Свиньи убыточны? Это если фураж покупной. А если все свое, то ничего убыточного в колхозе быть не может. Главное — получать устойчивые урожаи. Ну, мы теперь начали подсевать клевера, понемногу выровняем землю — перейдем на твердый севооборот. Конечно, еще продолжают планы навязывать сверху. У нас яровая не идет, взяли и засеяли озимой. Опять это вызвало неудовольствие.

— Но вы твердолобый?

Он слегка дернул ртом, что было красноречивее всякого ответа.

Павел и Гвоздев шли теперь по полю только что вытеребленного льна. Он лежал ровными дорожками, и несколько женщин вязали снопы. Поодаль, возле льнотеребилки, трое мужчин, сосредоточенно глядя под ноги, бродили каждый по своему рядку, топча лен и прощупывая подошвами: оказывается, потеряли серьгу, теперь плуг не прицепишь.

Гвоздев не обрывает с наскоку это бессмысленное занятие, а только роняет посредине разговора:

— Будут женщины вязать и найдут.

Теребильщики все-таки еще с минуту вздыхают приговаривая: «Да она где-то здесь», потом и вправду оставляют поиски. Так же незаметно договаривается с ними Гвоздев о переходе на картофляник. Кажется, это дело его меньше всего интересует; разговор идет главным образом о пахоте, которую начнут завтра или послезавтра; разговор крестьянский, обстоятельный, равноправный.

— А на картофелекомбайн мы потому не хотели идти, — объясняют сами трактористы, — что у нас стержень пополам перерублен. Мы в МТС за другим послали.

И объяснение это, как само собой разумеющееся, Гвоздев охотно принимает. На обратном пути, встретив агрономшу, он говорит:

— Оказывается, у них была причина, потому не шли на картошку.

Та слушает сердито:

— Теперь они наговорят. А вчера заявили: ни за что со льна не пойдем. Здесь платят дороже.

— Может, вчера и сказали, — соглашается Гвоздев. — А сегодня пойдут. Скот погнали?

— Погнали.

— Вот это хорошо.

Ночевать Павел остался в деревне, чтобы побывать на утренней дойке.

Определили его в избу к одной из доярок.

— Небось лучшая? — лукаво подмигнул он Гвоздеву.

— У нас все хорошие, — дипломатично отозвался председатель. — А зачем вам плохая-то?