Жизнь Филетии Пленс была полна страданий, как и детство самого Вартлоккура, так что он чувствовал всю ее боль. Но Филетия, в отличие от сына сожженной в Ильказаре женщины, была слаба и не пыталась сопротивляться. Единственный раз найдя в себе волю изменить судьбу, она сбежала с мужчиной, ставшим для нее погибелью.
Новое расследование Вартлоккура привело его не туда, куда он ожидал. Отчасти оно сняло бремя вины с мясника Арнульфа Блэка. Тот воспользовался Филетией, но не был причастен к тому, что случилось с ней впоследствии. То же самое касалось аптекаря Чеймса, чье поведение было столь странным и скрытным, что его потребовалось допросить из чистого любопытства.
Настоящего злодея все знали как добропорядочного человека, священника в единственной церкви. Филетия Пленс в числе десятков других детей нашла убежище в его доме. Большинство остались живы и продолжали жить по соседству, но в ответ на расспросы отказывались что-либо говорить.
Вартлоккур проследил историю Пленс минута за минутой, пока не дошел до ночи, когда священник, потеряв над собой контроль, серьезно ее ранил, после чего ему пришлось в спешке от нее избавиться. Возможно, шум удивил других детей.
Велев Радеахару забрать священника, он сообщил Ингер о том, что ему удалось узнать.
Отец Атер Кендо сознался в четырнадцати убийствах. Мучительной смертью умерли тринадцать девочек от одиннадцати до тринадцати лет. Четырнадцатым был мальчик, который оказался не в том месте не в то время и увидел то, что ему видеть не следовало. Выжившие жертвы насчитывались десятками.
Отец Кендо умер через сорок часов после его поимки – на костре и дико вопя. Таково было требование большинства. Но сперва его прибили гвоздями к доске с именами жертв – теми, которые он помнил.
В процессе допроса священника и его выживших жертв выяснились имена еще десятка взрослых, чьи преступления против детей были лишь чуть менее омерзительны.
– В Воргреберге что-то изменилось… – начал Даль Хаас.
– Удивительная новость! – прервал его кто-то из младших Мундвиллеров. – Король Браги жив! Он в плену в Шинсане. Но его собираются отправить обратно.
Первая часть новостью не являлась. Но остальное? Ни Даль, ни Кристен не знали, как к этому относиться.
– Похоже, кто-то хочет, чтобы мы думали, будто он станет их марионеткой, – сказал Даль.
– Его не отправили бы назад, если бы не видели в том никакой пользы для себя.
Обсуждение новостей продлилось недолго – их позвала Озора.
– Судьба сыграла с нами шутку, – сказала старуха. – В то самое время, когда близится конец сбора урожая и меняется погода, когда и мы, и королева мало что можем сделать, приходит такое известие. – Озора замолчала, но ни Кристен, ни Даль не ответили. – Ладно, расскажите, что, по-вашему, будет дальше.
– Даже предположить не могу, – ответила Кристен. – Тот факт, что Браги жив, затронет каждого кавелинца, как и наших соседей. Что будет дальше – понятия не имею.
– Я рассчитываю на ностальгию, – кивнул Даль. – Люди тоскуют по старым добрым временам. Но и нынешние не так уж плохи, несмотря на нас и Ингер. Да, формально идет гражданская война. Но никого не убили с тех пор, как… – Он не договорил, вспомнив, что последней известной жертвой была Шерили.
– Верно, – согласилась Озора. – Как эта новость повлияет на Ингер? И на Вартлоккура?
– Насчет Ингер ничего не могу сказать, – ответил Даль. – Она непредсказуема.
– Думаю, стоит пока сидеть тихо и ждать, – сказала Кристен. – Возможно, кто-то пытается напустить туману.
– Может, эта новость вынудит Ингер совершить какую-нибудь глупость, – добавил Даль.
– В таком случае нашей стратегией остается бездействие, – подытожила Озора. – А вы оба постарайтесь, чтобы никто вас лишний раз не видел.
– Похоже, Озора начинает сожалеть, что приняла нас, – заметила Кристен, когда они с Далем остались наедине.
– Она боится, что явится твой тесть в окружении грома и молний, одержимый жаждой мщения.
Они долго предавались любви, после чего Кристен спросила:
– Мщения кому?
– Интересный вопрос. В свое время речь могла бы идти о Кавелине – за то, что тот так его подвел. Но, предполагая, что Мгла не собирается отправлять назад сумасшедшего, – теперь уже никому. Все, с кем он был всерьез на ножах, вышли из игры. Он должен понимать, что это он подвел Кавелин, а не наоборот.
Шел дождь – поздняя осенняя морось, казавшаяся холоднее, чем на самом деле. Ингер сидела в своем экипаже, вся дрожа, хотя и куталась в теплую шаль. Ехавший с ней Джозайя Гейлс постоянно вздрагивал. Подняв заслонку на окне, она выглянула наружу, желая понять, как далеко они проехали, но не увидела ничего, кроме унылых спин кучера и свиты.
– Мне следовало переждать в замке.
– И так уже долго ждали, – кивнул Гейлс. – Еще несколько дней ничего бы не изменили.
Ингер заскрежетала зубами. Джозайя в последнее время вечно был чем-то недоволен. Вахтель говорил, что он постоянно страдает от боли, хотя, по ее мнению, у него было полно времени, чтобы выздороветь.
Лгать себе самой она больше не могла. Кроме Джозайи, у нее никого не осталось. Болезненный Джозайя и болезненный Фальк.