Гнев Тиамат

— Я знаю, что вы приказали Кортасару дать мне полный доступ, однако не уверена, что он послушался.

Трехо немного подумал. С другой стороны двери что-то грохнуло, будто опрокинулось какое-то оборудование. Будь это звуки борьбы, было бы даже в чем-то легче. Трехо вынул свой терминал, набрал код и что-то настроил.

— Майор Окойе, теперь вы Паоло Кортасар. Хотите пойти в его комнату и перетрясти его белье, вперед. Можете посмотреть, что он ел, проверить медицинскую карту на предмет сексуальных расстройств. Прочесть письма к его треклятой мамаше. Жизнь этого человека для вас открытая книга. Найдите в ней что-нибудь полезное.

— Постараюсь, — ответила Элви.

— И да, майор. Мне известно, что раньше вы были гражданской. Вас воспитывали иначе, чем нас, поэтому я объясню. Если скажете еще хоть слово о сдаче империи, я отдам вас под трибунал, а потом расстреляю. Идет война. Правила изменились.

— Ясно. Они частенько меняются в последнее время.

— Будь я проклят, если это не так, — сказал Трехо. — Полковник Ильич, вы пойдете со мной. Напишем уже это заявление.

Элви вышла из Дома правительства будто в дурном сне. Даже ледяной ветер казался нереальным. «Это шок, — подумала она. — Я в эмоциональном шоке. Такое бывает, когда у тебя на глазах умирают люди».

В лаборатории доктор Очида помахал ей и озадаченно посмотрел, когда она не ответила. Она знала, что нужно остановиться и поговорить с ним, но не представляла, что сказать. В личной лаборатории — ее личной лаборатории — Кара и Ксан сидели в клетке и играли в слова. Когда она вошла, они остановились, но не спросили, что случилось. Что не так.

На столе все еще лежал недоеденный сэндвич Кортасара, обернутый в коричневую бумагу. Элви бросила его в утилизатор и открыла свою рабочую программу. Все отчеты и данные, над которыми она ломала голову неделями. Она разделила экран и, воспользовавшись новыми правами, вызвала окно Кортасара.

У него оказалось на сто восемнадцать записей больше. Элви ощутила что-то, похожее на гнев, страх и злобное удовлетворение от того, что оказалась права.

— Вот же сволочь, — сказала она.

Глава сорок четвёртая

Наоми

Полёт на ускорении был тяжёлым и долгим. Несмотря на то, что кресло-амортизатор перераспределяло давление на каждый квадратный сантиметр её тела, Наоми часами терпела боль. Единственное облегчение доставляли перерывы на еду и гальюн, но она делала их краткими.

Лакония имела значительно меньшую гелиосферу, чем Солнце, из восьми планет обитаема только одна. Единственный газовый гигант с количеством спутников от восьмидесяти до сотни, в зависимости от того, где проводить границу. За ним, в глубине, две большие планеты и одна каменистая захваченная планета, размером не больше Луны, с ретроградной орбитой, выходящей далеко за эклиптику. Пять планет ближе к солнцу, и вторая из них — цель Наоми и сердце империи.

Пересадочная станция на газовом гиганте и инопланетная строительная платформа на орбите над необитаемым миром — теперь её поле боя, и она собиралась распределить по нему своё войско. А с вражеской стороны — лаконийский «Глас урагана», «Ветер пустыни» и ещё один корабль того же типа, плюс ещё четыре эсминца класса «Шторм».

Её кресло в этом полёте было почти так же изолировано, как и прежний контейнер. Её время, пусть и тяжёлое, принадлежало лишь ей одной. Она изучала карты, пока глаза не смыкались.

А в глубине сознания её ждала Бобби. Воспоминания, многолетняя привычка дышать тем же воздухом, пить ту же воду, быть частью единого организма — всё это сделало Бобби частью её. И у Бобби в её голове было много что ей сказать.

Кампания, подобная этой — спор. Ты пытаешься убедить врагов в чём-то. Уговорить. И что же на этот раз? Тебе надо приучить их, что на месте оставаться опаснее, чем следовать за тобой. Чтобы это сработало, каждый урок должен быть чем-то подкреплён.

«Мамматус», эсминец класса «Шторм», закончил миссию в системе Аркадия и возвращался на Лаконию за пополнением припасов. Транзит из Аркадии к пространству колец прошёл без происшествий, за исключением уже привычного неудобства из-за неработающих ретрансляторов.

Транзит до Лаконии вышел совсем другим. Когда эсминец появился в нормальном пространстве, его сенсоры захлестнул поток помех из многочисленных источников.

Несколько кораблей, стоящих сразу за кольцом врат, оглушили «Мамматус» радиошумом и светом. Для перезагрузки систем кораблю потребовалось меньше трёх секунд, но к тому времени в него уже врезались пять торпед, заранее выпущенных и искавших цель. После многомесячного анализа захваченного «Шторма» удары торпед оказались сокрушительными. «Мамматус» лишился маневровых двигателей левого борта и шести турелей ОТО. Хуже того, он начал терять атмосферу.