Гнездо аиста

Ох уж эта твоя дорога… — подумал он. Да плюнь на все. Ты хотел повернуться и уйти. Так что же ты не сматываешь удочки? Разве ты не дожидался этого момента?

Да, но ты хотел этого прежде, когда у тебя были связаны руки, возражал ему другой голос. А теперь все по-другому. Все переменилось. Теперь здесь есть то, из-за чего ты вернулся, из-за чего приехал в Трнавку.

Ты сейчас там, где хотел быть. Вот и попробуй начать все сызнова и докажи, что можно жить иначе. Будет, правда, труднее, много труднее. Из-за каши, которую тут заварили, нет, которую ты сам заварил. Не надо сваливать на других. Ты тоже в этом участвовал, хотя многое тебе было не по нутру. И в самом деле, похоже на поезд, о котором говорил Рыкл.

Он снова вспомнил Рыкла. В армии Рыкл насмехался над ним из-за кооперативов. Он говорил, что кусок сахара — это единственное, чем можно там подсластить себе жизнь. И рассказал еще о поезде.

«Ваша партия, Павел, по-моему, похожа на поезд. Сидишь в нем, и тебя везут. Можешь ходить по вагону взад и вперед, можешь подойти к окошку справа или к окошку слева. И можешь выглянуть в это окошко, но поезд все равно едет и везет тебя. По вагону можешь ходить куда угодно. Но только по вагону. Иначе или выпадешь, или тебя высадят. Ты этого хочешь?»

«У меня голова не для того, чтобы кланяться», — ответил он Рыклу.

Ты ему тогда так ответил и должен помнить об этом всегда. Нет, партия — не поезд, не смей так думать. И ты ведь не один. Посмотри хотя бы на Демко.

Силен старик!

Отец закашлялся и сплюнул. Он уже подписался и теперь стоял сгорбившись, словно решил на минутку передохнуть после утомительной ходьбы. Взгляд его был мутным и тяжелым. Сливка и Гудак продолжали сидеть. Лицо Сливки выражало растерянность. Гудак вытирал лоб мятой полой рубашки и не поднимал глаз.

— Послушай, ты ездил когда-нибудь на поезде? — спросил Павел Канадца, и губы его расплылись в улыбке.

— На каком еще поезде? — спросил Канадец. — Ты что, спятил?

Павел встал и склонился над ящиком.

4

Над ними опустилась ночь. На небе сиял тонкий серп луны, мерцали крупинки звезд, но роса еще не выпала. Трава была сухая, как трут.

Павел всей грудью вдыхал ночной воздух.

Гудак плелся сзади, стараясь не отставать от Сливки. Оба шли к дому Гудака.

Павел посмотрел на Трнавку. По всему склону мигали огоньки, доносились неясные голоса.

— Придется начинать все сначала, — тихо сказал ему Демко. — Ты не боишься?

— Именно теперь мне, пожалуй, не страшно, — ответил Павел. — Начнем сначала, но уже по-другому. Теперь все будет иначе.

Но не прошли они и нескольких шагов, как Канадец вдруг остановился и стал всматриваться в темноту.

— Кажется, Петричко идет, — сказал он.

И вскоре они действительно увидели Петричко, который возвращался из Горовцов. Он шел медленно, ведя велосипед по меже и жнивью. Видимо, не хотел ехать через деревню.

— Почему вы здесь? Что случилось? — спросил он тихо, как только приблизился к ним.

— Начинаем все сызнова, — сказал Демко, даже не спросив его, что нового в Горовцах.

Петричко ничего не ответил.

— Надо все по-другому, — сказал Демко. — Сколько мы ошибок наделали!

— Что ты сказал?

Петричко помолчал с минуту, потом посмотрел в сторону деревни — оттуда донесся крик. Все прислушались.

Наверное, кричат у корчмы, подумал Павел. Крик то усиливался, то затихал.

— Какие ошибки? — спросил Петричко. — Ты что думаешь, эти ослы добром пойдут? Сами? Уж больно ты прыток. Прежде батьки в петлю не лезь!

Было заметно, что Петричко выпил. Указав на свинарник, он спросил:

— Там кто-нибудь остался?

— Копчик и Мишланка, — сказал Канадец. — Что слышно в Горовцах?

Петричко сплюнул и, не ответив, пошел к свинарнику. Велосипед он катил рядом. Канадец долго смотрел ему вслед, потом растерянно покосился на Демко.

Они пошли дальше, дорога вилась в гору.

Чем ближе они подходили к деревне, тем осторожнее шли. Огни светились в окнах и широко распахнутых дверях, как в самый большой праздник. Кое-где даже были выставлены на подоконниках зажженные свечи.

По темным окнам можно было определить, где живут старые члены кооператива.

Павел с удивлением заметил, что шум, который раньше доносился снизу от корчмы, стремительно приближается. Топот и крики становились все громче.

Пройдя мимо сарая Тирпака, они увидели на завалинке дома до блеска начищенную лампу. В ее свете появилась Зузка с платком в руках. Она огляделась кругом и побежала в сад. Между деревьями мелькнула чья-то тень. Павел узнал Пишту Гунара.

Павел остолбенел. Взглянул на Демко, но тот, видимо, ничего не заметил.

По площади с криками и хохотом валила толпа. Шедшие впереди несли на плечах длинный ящик. Бошняк шагал, подняв высоко над головой хлопушку. Вдруг полоса света, падавшая из окна Резеша, осветила над головами идущих портрет президента. Казалось, на лице его застыла какая-то странная и горькая улыбка.

— Эй, Мишо, — раздался голос Штенко. — Иди сюда. Пойдем с нами!

— А что случилось? — спросил Резеш, выбежав из коровника.