Гнездо аиста

Однажды на вечеринке во время танца, под дикий грохот цимбал и визг цыганских скрипок, в толчее разгоряченных тел, среди выкриков и хохота, парень, с которым она танцевала, крепко обнял ее за талию, прижал к себе. Голова у Илоны закружилась, она вырвалась из его объятий и убежала домой. В комнате она бросилась на кровать, уткнулась в подушку. Слезы хлынули, как весеннее половодье. В Илоне была такая жажда жизни, столько силы! Она не знала, что делать с собой, Ей хотелось плакать, кричать, кусать подушку.

Мужчины часто провожали ее взглядами. Она это замечала. Они прямо липли к ней. Порой это ее, пожалуй, развлекало и она даже не опускала глаз. Но во время танца, когда парень крепко обнял ее, в ней пробудилось воспоминание о Павле. Чего только не передумала она с тех пор! Сколько раз ей хотелось бежать к нему, и сколько раз она мысленно гнала его от себя. Потом она от кого-то услышала, что Павел надолго уехал. За все время он ни разу не показался, не дал о себе знать. В конце концов, после долгих недель ожидания, после того, что она о нем узнала, после стольких ночей, когда ее терзали сомнения и одиночество, сердце ее охладело, и она перестала думать о Павле.

И вот теперь он стоит тут и ждет ее.

— Мне надо поговорить с тобой, Илона, — повторил Павел и, глубоко вздохнув, посмотрел на ее губы. Они были крепко сжаты. Что она ему ответит?

Губы Илоны дрогнули, но она ничего не сказала. Лучше бы ей уйти. Да, уйти. Что она может хотеть от него, чего ей ждать? Свалился как снег на голову. Поговорить, видите ли, хочет. Нет. Она достаточно из-за него настрадалась.

— Тебе что-нибудь нужно? Кто-нибудь заболел? — спросила она. В ее голосе звучали насмешливые ноты.

За окном прогрохотал грузовик, и кто-то крикнул:

— Привет, Илона! А я думала, что ты уже наверху. Идешь?

Павел тяжело вздохнул. Молодая женщина остановилась возле Илоны и мельком взглянула на Павла. Скорее всего, она приняла его за пациента, отошла на несколько шагов и стала ждать Илону.

— Илона… — сказал Павел и сам удивился, какая настойчивость звучит в его голосе.

Илона тоже почувствовала это и с любопытством взглянула на Павла. Воцарилось сосредоточенное, испытующее молчание. Но длилось оно недолго. Илона отвела глаза, пригладила рукой волосы. На макушке они были у нее стянуты и свободно падали на спину.

На солнце волосы Илоны отливали яркой бронзой. Своим цветам они напоминали шерсть рыжего жеребенка. И ее молодое и гибкое тело тоже напоминало Павлу жеребенка. Рыжик! Она и в самом деле красива, подумал он.

— Мне пора, как видишь, — сказала она, пожав плечами. — Если снова разобьешь голову, приходи. — Улыбка у нее получилась вымученной. Она повернулась и, не оглядываясь, поспешила к приятельнице, которая ждала ее. Ей хотелось наказать и его и себя.

Павел остался на тротуаре с букетиком фиалок в руке, который так и забыл отдать.

Сердце у него громко стучало, уши заложило, Илона ушла, но глаза ее до сих пор обжигали его.

Что же делать? Проклятье. Может, остаться в Горовцах и подождать, когда Илона будет возвращаться о работы?

2

У Гойдича в этот день было множество дел. Поэтому до Трнавки он добрался только к вечеру. В национальном комитете он уже, конечно, никого не застал. Деревня казалась обезлюдевшей. Тогда Гойдич поехал к свинарнику. Дорога была разбита, вся в ухабах, с глубокими следами от колес повозок и гусениц трактора.

Двери свинарника оказались открытыми. Гойдича сразу обдало тяжелым духом. Изнутри доносился такой громкий визг, что Гойдич мог выйти незамеченным, если бы не залаял пес, привязанный к двери.

— Куш, — прикрякнул на него Гойдич.

Шофер поднял с земли щепку и швырнул ею в пса.

— Оставь собаку в покое, — остановил шофера Гойдич. Пес залаял еще отчаяннее.

В дверях показался Демко. Увидев Гойдича, он заулыбался и стал успокаивать пса.

— Пошел! Пошел в будку, Илушка. Это свои. Слышишь! Да иди ты к черту. Ну что с тобой? — Он наклонился, почесал пса за ухом, и тот успокоился.

— Хороший сторож, — сказал Демко. — Был у нас еще один, но его недавно отравили. А мы тебя ждали. Приехал посмотреть нашу крепость? — Глаза Демко весело блеснули.

— Как видишь! — сказал Гойдич. — В национальном комитете заперто.

— Все теперь в поле. Мы с Мишланкой только что пришли заготовить корм. Работы много.

Гойдич лишь сейчас заметил женщину, склонившуюся над чаном, огляделся вокруг.

Да, этот свинарник действительно крепость, подумал он. Часть стены у собачьих конур, одна из которых теперь пустовала, была недавно побелена. Сквозь побелку виднелось слово «гроб». А немного подальше: «Предатели дере…» — дописать это слово тогда не удалось. Демко, Канадец и Петричко спустили собак.