Гнездо аиста

— Но ведь это же прак-тич-но! На пользу делу. У меня на сей счет есть опыт. Позвольте напомнить — работаю я здесь уже немало лет и хорошо знаю местные условия. — Бриндзак с задумчивым видом приложил окурок к смятой бумажке в пепельнице и подождал, пока она не вспыхнула веселым огоньком. — Ну, так что будем делать? — Он поднял глаза и внимательно посмотрел на Гойдича.

Кто-то рассказывал мне о нем, думал, глядя на огонек, Гойдич, собственно, не мне, об этом говорили как-то ночью между собой агитаторы. И тот, что рассказывал, чуть ли не восторгался Бриндзаком. Но я сказал себе тогда: вот скотина! Бриндзак — грязная скотина! Да, можно себе представить, что он вытворял, — стоит только хорошенько к нему присмотреться. И такое впечатление создается вовсе не из-за его вечно замызганной, засаленной спортивной куртки, обтрепанных широченных вельветовых брюк — это видно по его лицу. Оно напоминает мне чем-то рожу мужика, который холостил у нас в селах кабанчиков, чем-то — плута бухгалтера с нашего известкового завода. В его лице и в хитрых глазах есть что-то змеиное. Стало быть, ты так вот издевался над своими друзьями и товарищами, когда во время войны в горах вам порой случалось выпить! Если кто из них был не в состоянии выдуть столько, сколько ты, и не опьянеть, ты стаскивал с бедолаги сапоги, засовывал ему меж пальцев бумажки и поджигал их. Вот что ты делал, скотина! Вот как ты развлекался… Я уже начинаю понимать твою подлую политику… А ты, скотина эдакая, еще гордишься этим… Как было бы хорошо, если бы тебя уже здесь не было. При первой же возможности припру тебя к стенке. Конечно, сделать это будет нелегко. Ведь ты окружил меня своими людьми, такими, как Сойка. Сойка твой человек, знаю. Но я все равно это сделаю, Бриндзак. Прежде всего я освобожу тебя от твоих обязанностей, очень сложных и ответственных. Ведь когда они возложены на человека властолюбивого, это может быть вдвойне опасно для общества. Нет, ты уберешься отсюда. Определенно уберешься. Не знаю только, как мне удастся преодолеть до той поры свое отвращение и презрение к тебе… Огонек в пепельнице догорел.

— Так работать нельзя. Я не терплю подобной партизанщины, — сказал Гойдич и шумно выдохнул дым. — Теперь, когда мы заняты столь ответственным делом, это совершенно невозможно.

Он вдруг почувствовал, как мучительно ему быть наедине с Бриндзаком.

— Павлина, дай-ка нам кофе! — крикнул он.

Дверь кабинета была открыта, и Павлина тут же появилась на пороге с папкой в руках. Она только что отпечатала протокол оперативного совещания.

— Еще?! — удивилась она. — Еще?!

— А по-твоему, больше нельзя? — оскорбился Бриндзак.

— Но ведь я должна за вами присматривать. Забота о кадрах! — Павлина улыбнулась.

— Разумеется, девочка! Ты, безусловно, должна присматривать за мной, — сказал Гойдич раздраженно. — Потом я тебе это разрешу. Но сначала дай мне еще кофе.

С досадой он вспомнил вдруг, что и Павлину привел к нему Бриндзак. Павлину Подставскую, дочь чабана из горовецкого кооператива. И Павлину тоже… Но нет, она хорошая, очень добросовестная и милая девушка, подумал он.

Гойдич не заметил удивленного взгляда Павлины — она не привыкла, чтобы он говорил с ней таким тоном. Бывало, конечно, всякое. Случалось, он и покрикивал. Но она обычно умела обороняться, напуская на себя безразличие.

— Куда же это годится — третью чашку за вечер?! — сказала Павлина обиженно.

— Это последняя, — буркнул Гойдич, когда она принесла ему кофе.

Павлина быстро вышла.

Гойдич вдыхал в себя аромат кофе. Когда он помешивал его ложечкой, несколько капель выплеснулось на зеленое сукно стола. Ткань быстро впитала влагу, и на ней осталось рыжеватое пятно с крупинками по краям. Он смотрел на это пятно и пил небольшими глотками горячую жидкость. Но наслаждения не испытывал — кофе имел терпкий привкус.

Гойдич намеренно не глядел в сторону Бриндзака. Низко склонившись над столом, он листал газеты, пока наконец не вошел Врабел.

— Какие новости? Что интересного? — спросил Врабел, сняв светлое кожаное пальто и бросив его на стул.

— Ничего особенного, — ответил Гойдич, шумно отодвигая стул. — Чичава вот только…

— Всего лишь половина деревни, — вставил Бриндзак. Он взял пальто и повесил его на вешалку.

Так и лезет на глаза начальству, негодяй, подумал Гойдич и, обращаясь к Врабелу, сказал:

— Я только после обеда вернулся оттуда. Главное — пробита брешь. Это было нелегко… Павлина!

Павлина, видимо, знала, что может понадобиться. Она тут же вошла, и Гойдич, ничего не говоря, протянул ей ключ от сейфа.

В руках у нее зазвенели рюмки, она достала графин с паленкой.

— А я как раз хотел спросить, нет ли у тебя чего-нибудь выпить. Мне просто необходимо смочить горло. У вас все же картина получше. Вы хорошо взялись за дело… — сказал Врабел и, не чокаясь, опрокинул рюмку.

Гойдич знал, что секретарь областного комитета возвращается из соседнего района, где наступление все еще задерживалось.

— У Валента что-то случилось?

На лице Врабела появилась злая и в то же время горькая усмешка.