Гнездо аиста

— Ну как тут не остервениться? Доказываешь каждому, что это для него же лучше, тратишь время и силы, а он рожу кривит. — Рыжий зло рассмеялся. — Конечно, мы можем им все спускать, и станет ясно, что с кооперативами дело не выгорит. Но мы можем и прижать их хорошенько за саботаж, тогда они и пикнуть не посмеют. Мы можем сделать и так, что в кооператив они вами будут рваться. Разве нет? Знаешь, друг, что я им говорю? Теперь остаться единоличным хозяином — все равно что живым лечь в могилу и забросать себя землей. Ведь правда?

Нализался! Ну и тип! — подумал Павел и, пересилив вспыхнувшую вдруг неприязнь к Рыжему, спросил:

— Их уже отпустили?

— Кого? — не понял Рыжий. — А-а, тех мерзавцев? Да. Как раз когда приехало начальство. Черт побери, хотел бы я знать, что они теперь будут делать.

Павел замедлил шаг и остановился, дорога здесь сворачивала к графской усадьбе. Возле национального комитета стояли два легковых автомобиля. Петричко уже поднимался по деревянной лестнице.

Из темноты донесся голос Канадца:

— Где это ты застрял, братец? Иван уже давно тут. Сейчас начнется заседание штрафной комиссии.

Петричко что-то буркнул ему в ответ. Скрипнула дверь, и на площадку у лестницы упал слабый свет. Блеснули крыши темно-красного «Москвича» и черной восьмицилиндровой «татры».

На лестнице стоял Канадец, прямой и неподвижный, как свеча.

Дверь закрылась, и все снова поглотил мрак.

— Сегодня буду отсыпаться, — сказал Рыжий и проскользнул между забором и машинами на дорогу.

— Почему бы и тебе не лечь в машине да не поспать? — спросил Канадец одного из шоферов.

— А кто будет стеречь? Ведь нам могут шипы проколоть, как в Грабовце.

— Разве мало двух вооруженных сторожей?

Немного погодя Павел услышал незнакомый голос:

— А почему ты сам не ходишь агитировать, ведь ты же здешний?

— Я не мастер говорить, — сказал Канадец. — Да и приезжий человек в таких делах всегда лучше. Известно ведь — нет пророка в своем отечестве.

— Скажи, а почему ты вступил в кооператив?

— Почему?.. Никакой тайны тут нет. Слушай, не найдется ли у тебя сигареты? — спросил Канадец, спускаясь по лестнице. — Ведь все это я сам и затевал здесь. — В голосе его прозвучала гордость. — Сыт был по горло прежней собачьей жизнью. Я считаю, что все обязательно должны вступить в кооператив. И всегда лучше быть первым. Сам знаешь: коня, который отстает, хозяин огревает кнутом. А тому, что тянет лучше, подбавляет корму.

7

День был пасмурный, туманный. Павел и Гудак, стоя у кучи кукурузных початков, вилами перебрасывали их в телегу. Позади них тянулась полоса размякшей стерни и стена высокой, уже увядшей рыжевато-желтой кукурузы. В сером сумрачном свете было плохо видно вокруг, а конец поля и вовсе тонул в тумане.

Павел посмотрел на часы — было половина четвертого. Он чувствовал, как холодная сырость пронизывает его насквозь.

С раннего утра — с пяти часов — Шугай разносил по домам извещения о размерах штрафов за невыполнение поставок. Срок оплаты был определен до четырех часов дня. По тридцать, по сорок тысяч! Хабе штрафная комиссия вкатила восемьдесят тысяч! Это были огромные деньги, и никто не мог сразу выплатить их.

— Возможно, все уже кончилось. Они, пожалуй, предпочли подписать заявления, — сказал Гудак.

К ним подошла жена Канадца. Вся мокрая от росы, она вынырнула из кукурузных зарослей и высыпала початки из корзины. За нею плелся Сливка в солдатских башмаках и обмотках.

— Те, что удрали ночью, определенно не подпишут, — бросила она. — С них взятки гладки.

Шестеро мужиков сбежало в эту ночь из деревни.

— Что ты на это скажешь? — обращаясь к Сливке, спросила Канадка. — Ты ведь первый из новых членов, вернее, первый из тех, что вступят теперь.

— Ничего не скажу, — ответил Сливка. — Я политикой никогда не интересовался. Мое дело работать.

Сливка не спеша подошел с пустой корзиной к лошадям, которые его хорошо знали. Он ездил с ними еще у Зитрицкого. Обе зафыркали, когда он погладил их морды.

Канадка метнула на него гневный взгляд.

— Пожалуй, будет так же, как и в других местах, — снова заговорил Гудак, продолжая укладывать на телегу початки. Сколько раз уже «передвижная весна» отбывала не солоно хлебавши. Наша революция хочет, чтобы было полное равенство. Вот мы и будем теперь работать все сообща.

— Черта с два! — отрезала Канадка; она явно что-то задумала, но пока что в нерешительности отошла в сторону.

Сливка вернулся на кукурузное поле, откуда доносилось шуршание листьев и треск обламываемых початков. На меже показались мать Павла и Эва.

К бледной щеке матери прилипла прядка влажных волос. Платок ее и юбка были хоть выжимай. Устало оперев корзину о колено, она высыпала початки и, не проронив ни слова, опять побрела к полю. На Павла она даже не взглянула.

— Хватит! — сказал Гудак, окинув взглядом груженую телегу.

Павел бросил на нее вилы, взял кнут и взобрался на передок.

И тут Канадка наконец решилась.

— Я хочу это видеть. Пойду туда, — сказала она Гудаку и сорвала мешок, которым обмоталась поверх юбки. — Если поспешим, попадем вовремя.

Гудак стоял, опершись на вилы, и глядел куда-то вдаль.