Гнездо аиста

Олух чертов! Тебе теперь не к кому даже пойти. Нет никого, кто бы тебя обнял. Нет ни одной девчонки, возле которой ты мог бы лечь, прижаться к ней лицом… А уж как бы ты ее обнимал, как целовал… И тогда не существовало бы на свете ничего другого. И ты мог бы хоть ненадолго забыть эту вшивую жизнь, стряхнуть с себя всю накопившуюся горечь и злость. Стряхнуть их, как стряхивают с дерева груши. Пусть на одну ночь. И не думал бы ты тогда ни про каких Гойдичей. Ох, сматывай ты поскорее отсюда удочки, Павел! Мотай ко всем чертям, раз у тебя уже здесь никого нет. Мотай отсюда!

Было это у тебя с Анной, было с Верой. И давно уже тебе этого недостает… Так мотай отсюда, если ты тут совсем один. Нет, дурак ты все-таки! Да любая из здешних бабенок будет рада. Они только притворяются безгрешными монашенками, а между тем…

Лопну от досадыили удавлюсь,если с милым вечеромя не обнимусь…

Ты, Павел, конечно, и сам знаешь, как это бывает…

С кем же нынче, дочка, провела ты ночку?Миловалась с Андришком до зари в кусточках…

Ого-го-о!

Рубашка терла ему плечи и спину, щекотала соски. Казалось, телу его стало тесно под кожей. Павел вдруг побежал. Ноги его скользили.

Что это, я опять возле дома? Нет, это соседский. А, черт… там кто-то стоит. Может, мне почудилось? Он напряг зрение. Нет, тут кто-то есть. А что, если это… Сердце у него бешено заколотилось. Он задержал дыхание, ухватился за планку забора.

— Это ты, Зузка?

Она и в самом деле стояла у завалинки в нижней юбке, задумчиво уставившись в темноту.

— Тьфу! Испугал. Иди своей дорогой! — сердито буркнула она.

— Зузка!

— Отстань! — сказала она тихо усталым голосом. — Снова норовишь в мой двор забраться? Ступай прочь! Иди к коровам, которых вы у нас отобрали. — Зузка горько рассмеялась.

— Что там такое? — послышался из-за полуоткрытой двери голос Микулаша.

— Ничего. Отвяжись ты наконец! Спи! — зло прикрикнула она на мужа.

— Кто там? — продолжал сипеть Микулаш.

— Кот. Кот бегает тут возле меня, — смеясь, сказала Зузка и вздрогнула. Она постояла еще с минуту, скрестив на груди руки и сжимая ладонями плечи, словно обнимала себя, потом медленно пошла к двери.

— Зузка! Послушай, Зузка! — зашептал Павел.

Но ее уже не было.

Вот бестия! Что она — ждала тут кого-нибудь или собиралась идти коров доить?

Хотя Зузка и ушла, она все еще стояла у него перед глазами. Павел видел ее лицо, обжигающий блеск ее глаз. Настоящая Ева! На празднике, когда они танцевали, она так прильнула к нему, что у него чуть не отнялись ноги. Он еще и сейчас, казалось, ощущал ее разгоряченное тело. «Ты, я вижу, хорошо знаешь, где у пчелок мед», — сказала она ему тогда. Мед? Хорош мед! Это же взрывчатка! Просто взрывчатка!

Вот это баба, черт возьми! Да разве бедолаге Микулашу совладать с нею, с ее телом? Ха-ха-ха! А может, это сама Зузка так истерзала и вогнала в чахотку Микулаша?.. Взрывчатка… Такой бабе знаешь какой мужик нужен? Зубастый и чтобы сила была бычья. Посмотри-ка на нее. От ее ног, от того, что повыше, от всего ее чудесного женского бесстыдства просто дух захватывает. Ее бы и слепой увидел. А как она разбушевалась тогда в конторе, как налетела на Сойку?!

И вдруг он вспомнил, с какой жгучей ненавистью смотрела на него Зузка, когда он уводил ее корову. Эта ненависть обожгла его и сейчас. Нет, надо сбить с нее спесь, в бараний рог скрутить эту бестию. Повалить бы ее, а потом смотреть, как притихнет она под тобой… Забраться в ее соты с медом.

Какая ночь! Господи… какая ночь!

VII. ГОРЕЧЬ И НАДЕЖДЫ

1

Неужели ты действительно не представляешь, как было дело? А если бы я не послал тебе отчета и не разговаривал по спецсвязи, ты так и не знал бы ничего? Разве у тебя нет ни глаз, ни ушей? Ты же секретарь областного комитета! — возмущался в душе Гойдич. Он сидел за письменным столом в своем прокуренном кабинете и мучительно думал о создавшейся в районе ситуации. Разве ты туда не ездил? Ты что, по воздуху летал? Разве не видел этой картины?

У него самого она четко запечатлелась в памяти.

Ряды привядшей, давно уже переросшей свеклы; картофельная ботва, что сплелась с пыреем и чертополохом; нетронутая прошлогодняя стерня. За установленными зимой вдоль шоссе большими деревянными щитами, где сообщалось, что «уже 38 сел нашего района вступили на путь социализма», лежали пустые поля. Лишь кое-где на них копошились школьники, которых привезли сюда на автобусах и на тракторных прицепах из Горовцев. Да еще бригады помощи деревне, составленные из служащих магазинов, закрытых на время. Всюду пусто, печально, мертво.

Он видел эту дорогу даже во сне, и у него было такое чувство, будто он идет по улице, опаленной молнией.

Вчера к этой картине прибавилась новая. Отчетливая и яркая.