Гнилые болота

Я обернулся назадъ. За мной стояла небольшая дѣвочка, лѣтъ одиннадцати, полненькая, нельзя сказать, чтобы очень хорошенькая, съ широко открытыми голубовато-сѣрыми глазами. кажется, только они, да темнорусые волосы и была хороши у нея; ея руки были еще дѣтски-неуклюжія, слишкомъ тонкія у кисти, красненькой и довольно большой; вдобавокъ эти руки были запачканы землею, въ которой, должно-быть, она рылась за нѣсколько минутъ до прихода въ садъ.

— Кто это написалъ? — спросила она уже застѣнчивымъ голосомъ и покраснѣла до ушей; первое восклицаніе, вѣроятно, вырвалось у нея невольно, и теперь она стыдилась меня.

— Это песочный человѣкъ нарисованъ, — отвѣчалъ я.

— Развѣ бываютъ песочные человѣки?

Я не ожидать этого естественнаго вопроса и не могъ вдругъ отвѣчать на него. Не бываютъ, хотѣлось мнѣ сказать; но какъ же не бываютъ, подумалось мнѣ, если я такъ живо представляю себѣ это лицо? Не отвѣчая на ея вопросъ, а сталъ ей разсказывать исторію песочнаго человѣка.

Но она не дала мнѣ времени разсказать эту исторію; листочки, на которыхъ рисовалъ я картины, были уже въ ея рукахъ, и она забросала меня вопросами:

— Это что такое? Ахъ, это кто? Отчего у него такія большенныя ноги?

Восклицаніямъ не было конца; дѣвочка сопровождала ихъ дерганьемъ меня за рукавъ и совсѣмъ не церемонилась со мною.

— Какой ты смѣшной! — замѣтила она между прочимъ.

— Отчего смѣшной? — спросилъ я, улыбаясь.

— Лежишь и все на песокъ смотришь каждый день, а на пескѣ ничего нѣтъ.

— А ты почему знаешь, что я каждый день тутъ сижу?

— Да я здѣсь недалеко грядки, дѣлаю.

— Катя, гдѣ ты? — раздалось со двора.

— Сейчасъ иду, — отвѣтила дѣвочка. — Ты мнѣ разскажешь еще что-нибудь? — спросила она меня, торопливо сунувъ мнѣ книгу.

— Разскажу, если ты придешь опять сюда, — сказалъ я.

— Завтра приду, — проговорила она, убѣгая изъ сада.

Дѣвочка была дочь домового хозяина Полозова, одного изъ петергофскихъ садовниковъ. Во всѣ слѣдующіе дни Катя приходила въ садъ слушать мои разсказы и любоваться однѣми и тѣми же картинками.