— О, Катрин, я просто не могу поверить. Вы действовали так неожиданно и так эффективно. Поистине русская загадка. Так похоже на Поля. Совершенно нетрадиционно и с блестящим результатом! Я бы никогда, ни за что в мире не открылась этой милой старой даме. Вы даже не представляете, как люди в этой стране привязаны к своим учреждениям и как мало доверяют кому-либо вне своего круга. А вы рискнули сказать, что вы и я только что избежали встречи с полицией. Непостижимо, что она предпочла стать на вашу сторону! Ваша прямота и честность, скорее всего. Вероятно, и ваш сегодняшний американский вид. Глубинные воздействия разных факторов. Вы вызвали ее одобрение. Разрешите, Катрин, как-нибудь привести этот случай в одном исследовании. Вы позволите?
Конечно, я даровала Жанин разрешение научно расписать наше приключение к полному удовольствию. Не знаю, как рекомендовала бы наука, но в глубине сознания (или глубже) я располагала несокрушимым убеждением, что любой иной способ общения с Ребеккой Уайтстоун привел бы к катастрофическим результатам. Она превратила бы нас в зеленых лягушек и оставила сторожить свой сад, не утруждаясь обращением к заурядным силам полиции. Невероятно, но доктор Жанин подобной возможности не предвидела!
Опасность преследования по законам штата Вирджиния растаяла за очередным мостом (мы въехали в округ Колумбия, и Александрийская полиция стала неправомочна, объяснила Жанин), и наступило время знакомиться с плодами авантюрных розысков. По известным и понятным причинам я хотела оставить Бориса в стороне и воздержаться от слушаний в казённой квартире. Тем более, он прозрачно намекал, что со времен холодной войны там остались хитрые устройства для подслушивания. Насколько догадки соответствовали реальности, я не знала, но жилище дипломата Боброва желательно было исключить.
Оставалась машина Жанин, оборудованная магнитофоном, и мы приступили к обсуждению, что будет удобнее: слушать исповедь Октавии на ходу или свернуть с дороги и пристроиться где-нибудь на берегу Потомака.
Обе возможности, лишенные преимуществ, обладали одними недостатками. Признания Октавии могли настолько отвлечь Жанин от сложной дороги, что дослушивать пришлось бы в обществе ангелов. А на берегу Потомака машина с двумя женщинами могла привлечь внимание общества другого сорта, отнюдь не ангельского чина. Время и место для остановки во тьме было неподходящим, силы зла разгуливали по уединенным местам невозбранно, пришлось бы горько пожалеть об отсутствии полиции, так легкомысленно нами избегнутой.
В качестве альтернативы негативным возможностям Жанин предложила третий вариант. Воспользоваться телефоном в ее машине, оповестить Бориса, что доктор Бивен желает оказать мне гостеприимство на одну ночь, и ехать прямиком к ней, где выслушать откровения Октавии при всем возможном комфорте. Рассел и Гуффи будут счастливы.
Так мы и поступили. По телефону Борька особенно занудствовать не мог, он только снял с себя ответственность за мое благополучие в чуждой стране, предоставил решать, насколько я обременю своим присутствием чету Бивенов, и пожелал увидеть вечером в пятницу, к обеду в доме Стэфани и Джона.
Напоследок Борис спросил, есть ли у меня ключи, если привезут днем (в случае полного осточертения Бивенам), и удовольствовался положительным ответом. Я боюсь, Ирочке придется много чего выслушать по поводу сумасшедшего поведения кузины, и не раз, и не два.
В края докторов Бивен мы въехали совершенной ночью, в двенадцатом часу. Рассел не спал, слушал музыку. Гуффи дремала у него в ногах, но исправно кинулась нас встретить. Хозяину дома проимпонировал внеплановый визит ночной гостьи, по крайней мере он так сказал и пообещал приготовить бутерброды к позднему чаю.
Жанин попросила мужа сделать кофе, ибо нам предстояла работа. Рассел приподнял брови, но отнесся с уважением. Как я понимаю, в доме Бивенов царила полная свобода: каждый работал, отдыхал и принимал гостей по своему усмотрению, при этом неизменно пользовался одобрением супруга.
Закончив обильную трапезу (Рассел от души наделал сэндвичей с индейкой и ростбифом, которым я отдала должное), мы оставили Рассела в гостиной дослушивать концерт Малера, а сами поднялись наверх. Жанин оборудовала для меня ту же гостевую спальню, принесла туда элегантный приемник с магнитофоном и расположилась в бархатном кресле у зеркала. Я присела на кровать.
Пришло время открывать сумку Олеси Скороходки. В ней не было ни замка, ни молнии, переднее полотно просто откидывалось. Внутри лежали в конвертах кассета Октавии и бумага, подписанная преподобным Марком Копландом и скрепленная печатью церкви Святого Луки. Я вынула дары Октавии, и внутри остались два листа пожелтевшей бумаги, прозрачная расческа, кошелек с рублями и мелочью, чистенький спрессованный носовой платок и записная книжка с надписью «Олеся Скоробогатова, 8 класс А» на первой странице.