Гобелен с пастушкой Катей

Я машинально заглянула в пустующую «прозу», бесцельно посидела над рукописью и в глубокой задумчивости отправилась домой. Опять дружочек Валя подложил мне ребус и, что для него нехарактерно, держал в глубочайшей тайне. Именно это сомнение мучило всю дорогу домой и первые полчаса на квартире. Я слонялась по углам и боролась с соблазном позвонить Вальке и учинить ему допрос, хотелось дойти до разгадки своим умом.

Сомнения и неясные подозрения еще брезжили, пока я открывала секретер и усиленно рылась в деревянной шкатулке с документами, недавно привезенной от родителей, где она гостила во время моего отсутствия.

Короче, я нашла, что искала, обозрела картину и пришла в шоковое состояние, она оказалась гораздо хуже, чем я полагала. Результатом запоздалого знания явилась мелодраматическая сцена в Валькиной конторе в пятницу. (Конец вставки)

Мои угрожающие заявления Отче Валя перенес на диво спокойно, поизучал траурный бант дольше, чем паспорт и произнес с отлично выделанной ленцой:

— Ты, дитятко, и впрямь переутомилась, свободный рынок профессий оказался тебе не под силу. Я ждал, чтобы уладить дела какой-то безмозглой клиентки, а ты швыряешься предметами туалета, хорошо, хоть не интимными, и удостоверениями твоей малоумной личности. Не могу приложить обширного ума, что ты мне желаешь инкриминировать. Если ты, прелестное дитя, заключаешь с кем-то брак, потом впадаешь в забытье, то надо обратиться к знакомому доктору, он тебе вправит извилины, а я, извини — по другому профилю. Ну что я тебе могу сказать… Числа, месяцы и номера годов ты видела, ну и я сейчас обозрел. Бывают провалы в памяти и длятся они долго, ну ничего, доктор Михаил Матвеевич тебя вылечит, таблеточку пропишет.

На последних словах хамская ухмылка на лице Отче расползалась всё шире и становилась всё ассиметричнее, а кошачьи бледно-зеленые глаза прямо-таки искрились.

— Я тебе сама пропишу пользительное кровопускание, могу обойтись любым подручным предметом, твой принтер сойдет, вес у него подходящий, — пригрозила я другу Вале, но смех разбирал меня всё сильнее. — И знаешь, за что? Почему я должна узнавать о переменах в своей жизни из посторонних источников и сличения документов? Неужели я так запугала тебя, друг мой?

— Ни Боже мой, — фальшиво-сладким голоском отозвался Отче. — Просто никто не хотел волновать прелестную детку такими пустяками. Со временем, постепенно, между делом… А ты влетаешь, как фурия и требуешь крови! Причем сделано было в твоих интересах. И в ответ черная неблагодарность! Чаю спросить для сладостной беседы, или обойдемся обществом подружки?

— Чай, булочки, фужеры для подружки и ведро воды для холодного компресса! — заказала я.

Отче процитировал меня в телефон, только ведро воды из списка исключил, посоветовал подставить голову под холодную воду в туалетной комнате. Я ответила, что охлаждать собираюсь его горячее участие и свою пламенную благодарность.