Гобелен с пастушкой Катей

Однако дела, которое связывало его с таинственной дамой, Валентин не разъяснил. Сказал, что это слишком сложно, и у него нет времени посвящать меня во все детали. Пусть она говорит, мне надлежит слушать, делать заметки, вместе с тем магнитофон будет писать. Про магнитофон ей лучше не говорить, прижмет — сказать; откажется она изливать душу — дело запутанное — умолить ее прийти к нему еще раз. Пускай назначает любое время дня и ночи, после дочкиной операции он будет, как штык, где и когда клиентка пожелает. До и после ее визита сидеть и ждать, развлекая себя чем угодно. Если его не будет к шести пополудни, забрать из миниатюрного магнитофона крошечную кассету, положить к себе в сумку, закрыть контору, ключ взять с собой и ехать домой на такси за его счет. Он придет ко мне вечером и все заберет. К телефону подходить, называться ассистенткой, что попросят — записать. Перед уходом поставить автоответчик на прием сообщений по тексту: «Добрый день. Частное агентство «Аргус» вас слушает. Будьте добры, оставьте свое сообщение и координаты после трех коротких сигналов. «Бип-бип-бип» — автоответчик пропищит сам.

Валентин с такой дотошностью объяснял канцелярские процедуры, что во мне крепло убеждение — он уводит меня от главного. Поэтому я сочла нужным осведомиться.

— Милый Отче, тебе не кажется, что совершаешь ошибку, заставляя меня действовать вслепую? Может быть, будет целесообразнее познакомить меня хотя бы в общих чертах с делом? А то дама будет говорить, а я бессмысленно хлопать глазами. Вдруг ей не понравится, что она изливает информацию бессмысленному предмету мебели. Это ее не оттолкнет? — так я осведомилась.

— Я так и знал, что ты, прелестная крошка, ещё не приступив к делам, начнешь вмешиваться в процесс. Давно бы сделал тебе деловое предложение, если бы не оправдавшееся опасение, — очень довольный, что может поставить меня на место, Отче разлился заранее подготовленной речью или так показалось.

«Нет, я так не думаю, скорее уверен в обратном, дитя мое. Возьми в прелестную голову, что мои дела с этой клиенткой выстроены на основе конфиденциальности. Они касаются подробностей ее частной жизни. По сути дела я целый месяц, хотя в корректной форме, задавал вопросы, каковых воспитанный человек даме не задает никогда. Выпытывал скрытые детали ее прошлого. Но домогательства сопровождал заверениями, что любая информация, включая ее имя и имена прочих лиц, будут покрыты тайной, в особенности ее роль, как источника сведений. И представь себе, она, наконец снизошла к мольбам, является в контору (заметь, строго бесплатно, я заикнулся, дурак, о вознаграждении, и чуть было дело не испортил, долго просил прощения), для того чтобы излить болезненные воспоминания. И что? На моем месте восседает чуждая ей девица и хуже того, оказывается осведомленной об интимных подробностях жизни благодетельницы. Где обещанная строгая конфиденциальность? Где профессиональная тайна? Какое после этого может быть доверие? Она просто произнесет слово из трех букв и исчезнет навсегда.

Сама понимаешь, душа моя, ситуация безвыходная. Не будь Альчонковой операции, я бы явился слушать даму при любых обстоятельствах, включая случай бубонной чумы в моем организме, но, увы, слаб и грешен, голос природы глушит совесть, долг и все остальное. Поэтому прошу тебя и надеюсь, что справишься. Покриви душой лишь в одном: скажи даме (ее зовут Людмила Евгеньевна Глебова), что мою маленькую дочку увезли в больницу сегодня утром. Кстати, чистая правда получится, если умолчишь о плановости операции. У нее самой две дочки — одной 10, другой 12, должна понять и не держать на меня сердца. А я приеду, как смогу. Операция в 11.00, идет, скажем, час, далее два часа бедная мышка лежит в клинике и держит папу за руку, потом нам отдают ее домой, еще через час мы дома — клиника за городом. Я, как смогу оставить их одних, так приезжаю. Но, сама понимаешь, в таком деле вариантов — как блох на дворняге.»

Обо всем договорившись, мы выпили еще по чашке кофе, и Валентин с легким сердцем полетел домой. На прощание он несколько раз вкратце обрисовал, каких размеров камень спал с его растерзанной души и насколько он уверен, что я, его будущая соратница и компаньонка, управлюсь с нелегким делом как по-писанному — порукой тому его знание людей в целом и моей драгоценной особы в частности.

Закрывши дверь за полуночным гостем, я вздохнула и отправилась в ванную комнату доделывать прическу из почти безнадежно высохших волос. Зеркало там отразило озадаченную физиономию со слегка перекошенной улыбкой, отдаленно напоминавшей Валькину.