— Бог с ней, это угощение от конторы, нельзя же, чтобы мальчик голодал, — машинально отозвалась я, конторской пищи было не жалко.
— Он десять таких съест и еще попросит, — поделилась Маркиза и снова приступила к делу. — Так вот Люся Немировская меня попросила к вам прийти. Она теперь Глебова по мужу. Люся просила передать вот это и сказать Валентину вашему Михайловичу, что всё… В этом пакете, в бумагах есть то, что ему нужно. И чтобы больше он от нее ничего не ждал и к ней не обращался.
С этими словами Прекрасная Маркиза протянула мне через стол большой, но слабо набитый конверт.
— Спасибо, — сказала я озадаченно и конверт приняла, он был чистый с обеих сторон, не надписанный, не заклеенный.
После передачи документов из рук в руки Маркиза сочла официальную часть законченной и не удержалась от комментария. По всей видимости Людмила Евгеньевна Глебова, бывшая Люся Немировская, инструктировала вестницу плохо или ошиблась в выборе курьера.
— Лично я совершенно не в курсе, чем мы тут с вами занимаемся, — с неодобрением заметила Маркиза. — Если Люська попросила, то я, конечно, сделаю, но вот какой в этом смысл, я не знаю. И она мне не сказала. Приехала, потребовала разыскать свои письма чуть не столетней давности, отобрала два, засунула в конверт, к ним положила третье, которое с собой привезла. Вот, говорит, снеси-ка, Томочка, по этому адресу, когда будешь свободна. Если не трудно, разумеется. Я ей сказала, что на неделе с парнем к доктору пойдем, к глазному, она обрадовалась, сказала, что после доктора и снеси. А я, говорит, позвоню этому самому Валентину Михайловичу, чтобы он ждал. А что или зачем — говорить не стала. Только попросила передать, что их дела закончились, прямо продиктовала, что сказать. А вы, девушка, знаете, в чем тут дело?
— И я ничего не знаю — честно отрапортовала я. — Меня Валентин Михайлович попросил посидеть и подождать вашу подругу Людмилу Евгеньевну Глебову. Он думал, что она придет сама. Он тоже ребенка к врачу повез.
— Ну не может быть! — встрепенулась Прекрасная Маркиза. — Значит, я — как почтовый голубь, а вы — как ящик! Очень оригинально. А я ломала голову, но так и не сообразила, кому могут быть нужны Люськины письма, которые она мне писала в стройотряд тысячу лет назад, не меньше. И вы, значит, не знаете, очень жаль. А третье письмо, я посмотрела, его даже не она писала, и не ей — представляете? Просто на кафедру, и не где Люська работает, даже факультет другой — как она письмо это заполучила? Ну да у нее везде дружки, приятельницы, со всеми вместе она училась. Но не там, откуда письмо. Сами увидите, откуда его прислали. Не знай я Люську с детства, так могла бы подумать совсем плохое, честное слово. И ничего мне не рассказала… Люська всегда была оригиналкой, с юного возраста. Ну ладно, я вас совсем заговорила, думала, что, может, вы что-нибудь знаете. А за пиццу спасибо, удружили ребеночку. Счастливо вам здесь оставаться, вы сами-то сходите пообедайте, а то я смотрю, работа у вас хлопотливая, все время народ…
В приемной посетительница подхватила Кирюшу, вытерла ему руки носовым платком и увела с собой. Так Прекрасная Маркиза покинула контору «Аргуса», не представившись и не утолив своего любопытства. Зато меня раздразнила до крайности. Вместо трепетно ожидаемой Глебовой получить от неосведомленной посланницы три письма: два невиданной давности, а третье — от кого, к кому? Ну и… Влезть в галошах в чужие тайны, ознакомиться с содержимым конверта? Умственный зуд был просто нестерпимой силы, видит Бог! Я вертела конверт в руках и активно боролась с искушением.
С одной стороны, дело Глебовой меня не касалось совершенно, и мой интерес к нему был неуместен. Валентин о нем умолчал, и даже Людмила Евгеньевна оставила старую подругу в неизвестности. Недаром Маркиза кипела негодованием и поделилась кое-какой информацией. Думаю, что Глебова ей таких инструкций дать не могла.
Ну хорошо, из всего этого следует, что конверт надо оставить в покое, подложить к «Домику деревянному» и в дальнейшем передать Валентину, как о том просила Глебова Маркизу Томочку. Не забыть бы только о словесном поручении, что в конверте — «прощальный дар и обо мне забудь». Сказать велела Глебова Маркизе, Маркиза мне, а я должна донести до Валентина.
Романтично крайне, почти как в шпионских романах, по-моему, Маркиза Томочка именно на это намекала, только лояльность к подруге Люсе не позволила сформулировать подозрение.
С другой стороны, Отче доверил мне прослушать исповедь Глебовой, поскольку ждал ее во плоти, значит ничего особо криминального, тем более шпионского в ее тайнах не предполагал. Можно сказать, что я была допущена к информации. Отче меня по необходимости допустил и надеялся, что Глебова последует его примеру. А она, пользуясь услугами Прекрасной Маркизы, добровольно выпустила информацию из рук. Следовательно, мне не возбраняется…