Гобелен с пастушкой Катей

Я заперла Валентинов офис на ключ и отправилась в дружественную «Горницу». Она оказалась чистенькой, светлой и приятной, явно кооперативной, то есть очень недешёвой. Однако цены волновали мало, я не сомневалась, что меня опять покормят за агрусовский счет. Света усадила меня за уютный столик в углу, под сень кружевной занавески и принесла вожделенную пиццу. Когда она подсела вроде как на минутку, я поняла, что девушкино хлебосольство питается дополнительными источниками. Свету томило любопытство относительно проблем соседки Оли, но я ее вежливо разочаровала. Сказала, что Валентин Михайлович голову оторвет, если узнает, что я нарушила профессиональную тайну.

— Ну сама посуди, кто к нему пойдёт, если из конторы просочатся секреты? — толковала я с высот этики. — Одного раза вполне достаточно, и пропала репутация. А для его заведения репутация — это деньги. Извини, Светочка, не могу. Тайны клиентов — это святое.

Света печально дала себя убедить, хотя в глубине души такой принципиальности не одобрила. С меня же хватило свежего примера из жизни «Химии нового века». Редакторская этика не шла ни в какое сравнение с дремучим лесом проблем, в какой я вступила на ниве «Аргуса». Как говорится, ходи, да оглядывайся. И двадцать раз подумай, прежде чем обронить слово, не говоря о поступках. После соприкосновения с двумя случаями из Валентиновой практики, я перестала удивляться, отчего его труды так щедро оплачиваются.

Невзирая на разочарование, Света угостила меня чашечкой превосходного кофе и в знак прощения обещала впоследствии добавку.

— А если сделают, то я тебе жюльен принесу, пальчики оближешь, — в голосе ее слышалась законная гордость.

Подтекст был таков: вот ты меня обидела, не захотела поделиться соседкиной тайной, а я зла не помню нисколечко… Милая девушка Света, Сдобный Бобренок, я не стала рассказывать, что первую пиццу она прислала в разгар визита главной клиентки, чему обожаемый Валентин Михайлович обрадовался бы мало.

Возвратилась я в «Аргус» почти как в дом родной, включила кондиционер, закурила сигарету и с ленцой углубилась в тайны «Домика деревянного». Времени было три часа, и я подумала, что владелец конторы мог бы поинтересоваться состоянием дел, но телефоны молчали. Скорее всего им было не до нас с «Аргусом».

Три предстоящие часа виделись бесконечностью, и я праздно размышляла, пользуясь цитатой из Саши Черного: «Заболеть ли что ли тифом, учинить ли что ль дебош?» Расшифровывались мои сомнения таким образом: позвонить Ванде в родной «Факел» и почесать язык насчет Викешиного развода или раскрыть конверт от Глебовой и прочесть внаглую таинственные письма? В виде компромисса я решила позвонить, только не Ванде, а по телефону, любезно представленному мне Мстиславом. На всякий случай.

Однако ответом мне были лишь длинные гудки, никто трубку не брал. Давно вроде бы известна истина, что ничто, полученное порочными путями, впрок не идет — надо хорошенько запомнить и больше не впадать в столь постыдные ошибки.

Очень скоро «Домик деревянный» опостылел вконец, а время перестало скакать и начало тянуться. Я находилась в колебаниях, не зная, что предпочесть: сплетни о Викешином разводе или коварное чтение чужих документов? Я изнемогала в неравной борьбе и наконец сдалась.

Хотя прошу заметить, что выбрала меньшее зло и позвонила на основную службу, чтобы посмаковать с Вандой подробности Викешиного развода. Мы уже обсудили с Вандочкой все гипотезы о причинах распада молодой семьи, причем со знанием дела, потому что обе имели опыт краткого брака и быстрого развода.

Далее собрались было приступить к вопросу, кого мы теперь будем выдавать замуж за свежеразведенного Викешу, как вдруг наша захватывающая телефонная беседа была прервана самым нецеремонным образом.

Внешняя дверь конторы «Аргус» стремительно отворилась, в предбаннике возникла щуплая мужская фигура и тут же пропала из виду. Не успела я выговорить в интерком: «Входите, пожалуйста», ни даже сказать Ванде «извини», как распахнулась дверь офиса, и посетитель оказался непосредственно передо мной.

Ванда волновалась в трубке: «Алло, Малышева, что случилось, я тебя не слышу…», а клиент уже сидел в кресле, положив ногу на ногу, и самым гадостным образом ухмылялся. Оторваться от его физиономии не было сил.

В моей жизни, не обделенной знакомствами, я еще не видела мужика более мерзкой наружности. Все в его облике сливалось в отталкивающей гармонии. Особенное отвращение вызывала редкая бороденка и длинные, давно не мытые волосы, завязанные шнурком на шее. Когда первый шок минул, я объяснила Ванде ситуацию, как смогла.

— Я тут, дорогая, но извини, ко мне пришли, я перезвоню, — машинально заявила я.

Затем медленно положила трубку на рычаг и продолжала созерцать клиента, вернее, цепенела под гнетом его негативного очарования, пока не догадалась поприветствовать нового клиента или же ревизора.

— Добрый день, — сказала я и вновь замолкла.