Год дурака

В общем, я контролировала ситуацию не больше, чем мышь в бочке, катящейся с горы. Иногда мне хотелось выразить протест – так громко, как только смогу, и, быть может, кто-нибудь бы даже смог меня расслышать. Но потом память услужливо подбрасывала мне вопрос: «Не об этом ли ты мечтала?» И мне даже возразить было нечего.

Ангелина заткнулась наконец-то, и Ирина приступила к душещипательной истории, как у нее сломалась «Субару» и ей пришлось ехать на работу на автобусе. Общественный транспорт. Это почти как общественный туалет. Фи. Она видела собачью какашку. Она видела бомжа. Но с честью преодолела все эти испытания, потому что она сильная и у нее есть чувство собственного достоинства.

– Эти существа портят внешний вид города. Спят на остановках, в парках. Почему их просто не выгонят прочь?

Существа?

– Должны же они где-то спать, – сказала я. – Мне их жалко.

– А мне – нисколько, – Ирина наморщила носик. – Они бы никогда так не опустились, если бы работали и стремились к успеху.

– Бывают разные ситуации. Психические болезни. Инвалидность.

– Сами виноваты. Надо было беречь здоровье, – отрезала Ирина.

Я зависла.

– А если человека сбила машина, например?

– Он должен был следить за собой. Не можем же мы ползать, как черепахи, из-за кретинов, выскакивающих из-за угла.

– Хорошо… вот ситуация: женщина не таких зрелых лет, дважды была замужем, и оба раза неудачно. Кто виноват?

Ирина уставилась на меня кристально прозрачными глазами, окруженными стрелками ресниц.

– А это потому, что все мужики козлы.

– Понятно, – пробормотала я.

Ангелина бросила взгляд на часы, украшающие ее мощную волосатую длань. Часы были дорогие – Ангелина уже рассказала нам об этом. Трижды.

– Не пора ли возвращаться в офис?

– Конечно, – подхватила Ирина. – На нас же вся работа держится. Девушка-а! Принесите мне еще безалкогольного мохито.

Остаток дня я старалась не смотреть в сторону этих двоих. Шкаф уже привычно вжимал меня в стол. Диана молчала так веско, что это заранее отменяло любые слова, которые я могла ей сказать. Из-за стекла на меня грустно поглядывали сидящие напротив Билли, Вилли и Дилли, и от такого количества безобразия, собранного вместе, мне хотелось ослепнуть. Интересно, если Ирина теперь дружит со мной, означает ли это, что я тоже уродина? Хочется спросить Диану, но ее ответ очевиден.

– Какой бледный, угнетенный вид, – сострил Юра, когда вечером я вышла к нему на стоянку. – Семейка вампиров уже попила из тебя кровушки.

Я отмахнулась от него, раздраженная его отеческими попытками меня образумить, и неуклюже, скользя на обледенелом асфальте, забралась в машину.

Человек отделился от телеграфного столба, где занимал свой пост, и растворился в темноте.

– Юра, ты видел?

– Кого? – Юра повернул ключ в замке зажигания.

– Там был человек. Он следил за мной.

– Сонь, я понимаю, что ты замуж выходишь за состоятельного мужика и все такое, – саркастично откликнулся Юра. – Но ты пока еще не принцесса Диана, чтоб папарацци торчали из каждого унитаза.

Но мне было страшно и неприятно. Я закуталась в шубу, приобретенную с легкой руки Роланда, но чувствовала холод, засевший в костях.

Пытаясь избавиться от озноба, я приняла горячий душ и затем два часа дожидалась Роланда с наивным намерением получить от него моральную поддержку. Однако после его заявления мне сразу стало не до того:

– Завтра утром я уезжаю в Москву на полторы недели.

– Чудненько, что ты известил меня заранее.

Мой голос щетинился, как еж, и даже Роланд смог что-то уловить.

– Я не думал, что недолгая разлука станет для нас проблемой.

– Не станет, – огрызнулась я. – И в этом как раз проблема.

– Ты стала какая-то нервная в последние дни, – он ослабил галстук и присел на диван рядом со мной.

Когда он взял меня за руку и заглянул мне в глаза, я почти поверила, что он сможет. Он уловит мои тайные сомнения, мою неуверенность. Догадается о моих отчаянных попытках решить, чего же я хочу.

– Это из-за платья? Ты не можешь выбрать? Не волнуйся, мы наймем стилиста.

А нет, показалось. В человеческих чувствах он разбирается как лягушка в градостроительстве.

– Знаешь, поезжай-ка ты в Москву.

Ночью мне приснился изнуряющий сон, в котором я перемерила сотню платьев, но все они либо жали так, что я не могла дышать, либо были так велики, что едва позволяли мне передвигаться. Однако, оставаясь нагой, я не могла переносить вида моего тела, казавшегося странно деформированным. Это было невыносимо, но когда сон сменился, все стало еще хуже. Теперь мне снилось, что у меня изо рта вываливаются слова: зеленая заколка с надписью LOVE, обрывок журнала, призывающий «Похудей к лету!», скомканная страница книги по этикету, липкий ценник с пометкой «уценка», колючий, сплетенный из проволоки приказ «УЛЫБАЙСЯ» и затем, одна за другой, буквы из магнитной азбуки: «Д», «У», «Р», «А». Я не могла это остановить. У моих ног уже собралась целая куча слов, но в моей голове их не стало меньше. Они гудели и копошились, как рой пчел. Я слышала голоса мамы, и бабушки, и Ирины, и фразы из телевизионной рекламы.