Год гнева Господня (СИ)

Сзади к нему притиснулась немолодая уже торговка, пахнущая рыбой, луком и прокисшим потом. Окинув Ивара оценивающим взглядом, она без обиняков спросила:

— Наваррец?

Ивар неопределенно кивнул.

— Я Пейрона, — представилась женщина.

— Ивар. Что тут происходит?

— Где? А, это… Вонючки пришли венчаться — как будто у них своей церкви нет.

— В смысле «вонючки»? — не понял Ивар.

— Вонючки и есть вонючки. Ну ладры, каготы, прокаженные. Ни разу не слышал, что ли?

— Слышал, конечно. Но они вроде не похожи на прокаженных.

— Господу виднее. Сегодня не похожи, завтра похожи.

— А при чем тут «ухо скормил собакам»?

— А ты сам присмотрись к ним повнимательнее и увидишь, что у них уши-то — без мочек.

Ивар посмотрел на девушку в синем платье, потом на ее спутников: вроде уши как уши.

— А что за красные тряпки у них на одежде? — спросил Ивар торговку.

— Так положено. Каготам разрешено заходить в город только по понедельникам и с нашитой гусиной лапкой, чтобы все их видели и не заразились.

— Почему гусиной?

— Почем я знаю? — пожала плечами женщина. — Может, оттого, что они как сарацины: моются то и дело. Как гуси.

— А почему «каготы»?

— Да потому что воняют дерьмом. Изо рта смердит и от тела вонь страшная, особенно когда дует ветер с юга.

Стоявший рядом молодой монах-доминиканец, с интересом прислушивавшийся к их разговору, не выдержал:

— Вот что ты глупости городишь, безумная женщина? Не потому «каготы», что воняют — хоть они и вправду воняют — а потому, что canes Gothi, сиречь готские псы. То бишь отродье нечестивых готов, разносчиков арианской ереси.

— Мы, конечно, книжек ваших мудреных не читали, — обиженно ответила торговка, — но кое-что знаем и без книжек.

— И что ты знаешь, о несчастная? — закатил глаза монах.

— А то, что они происходят не от готов твоих, а от сарацин и жидов. За это их Господь и проклял. Поэтому и трава вянет там, куда ступает их нога, и любой плод, что возьмут в свои руки, червивеет и гнилью поражается. А еще люди говорят, что они, на самом деле, родятся от басахонов и басандер, поэтому у них и перепонки между пальцев как у жаб.

— Тьфу ты, глупая женщина! Рассказать бы настоятелю про твои языческие бредни, да жаль на тебя время тратить.

— А то, что они все ворожеи и колдуны, тоже бредни? — не унималась торговка. — Говорю тебе: горит во нутре их дьявольский огонь похоти, оттого и пышет от них жаром как от печки.

— Осторожнее с такими речами, женщина! — предостерегающе поднял руку доминиканец. — Не то как бы тебе самой не оказаться на крюке. Или не знаешь, что Святой Престол постановил в булле Super illius specula? Поступать как с еретиками — сказано там — с теми, кто вступает в сговор с силами Ада, приносит жертвы демонам и поклоняется им, а такоже посредством магии изготовляет склянки и амулеты с заключенными в них злыми духами.

— А ведь когда-то, при Карле Великом и даже Грациане,* — услышал Ивар за спиной высокий насмешливый голос, — сама вера в ворожей и колдунов считалась ослеплением диавольским и каралась смертью.

[*Грациан — знаменитый юрист XIIвека, автор «Декрета Грациана», важнейшего свода западноевропейского канонического права]

Ивар обернулся. Высокий чуть подрагивающий голос принадлежал странному молодому человеку в темном балахоне, сильно повыцветшем на солнце и многократно перестиранном. На вид не старше Ивара, худой, болезненного вида, с тонзурой, наполовину заросшей редкими волосами серовато-каштанового цвета, с длинным заостренным носом и тонкими бескровными губами — во внешности незнакомца и его манере говорить было что-то неустойчивое, болезненно-нервическое.

— Как ты, возможно, помнишь, брат Адальгиз, — поспешно продолжил человек в балахоне, словно опасаясь, что его вот-вот перебьют, — Падерборнский закон предписывал карать смертью за сожжение ворожей. А Бурхард, епископ Вормский, в книге своей Corrector, siveMedicus* предписывал поститься в течение года тем, кто от некрепости души своей опускался до языческих верований в ведьм. Такоже можно вспомнить adhoc** и прославленного Иоанна Солсберийского, отвергавшего веру в ведьмовство как нелепую игру воображения несчастных женщин и безграмотных мужчин, не обретших подлинной веры в Господа.

[*«Исправитель, или Врачеватель»]

[**Лат. «по этому случаю»]

— Ты бы еще вспомнил времена императора Веспасиана, — пробурчал в ответ доминиканец, махнул рукой и растворился в толпе.

— А по салическим законам времен того же Карла Великого, — повернулся знаток древних текстов к торговке, — тот, кто бездоказательно назовет свободную женщину колдуньей, присуждается к уплате двух с половиной тысяч денариев.

— Это каких денариев, наших, что ли, с леопардом? — испуганно захлопала глазами торговка.

Молодой человек что-то ответил ей, но Ивар не расслышал. Впереди, в центре толпы, явно что-то назревало. Рядом с окруженными каготами Ивар увидел шестерых парней, происходивших, судя по одежде, из семей зажиточных. Верховодил ими щуплый юноша, почти подросток, в черно-желтой котте и длинноносых пуленах.*

[*Пулены — кожаная обувь без каблуков с удлиненными носами]